на сцене иногда думал
вот вечер кончится
выскользну из зрительской толпы
и неузнанный под звездами,
видя вас как одного огромного со стороны,
пойду один
в несминаемой своей одежде
Плавающие слева иль справа
сплавы их листьев
на лацканах
металлических
Объемы их объемна их
славы их глаз
листва живая
не говорили их глаза
но порознь каждый
жили
глядел и уходил
не уходил
в свою сторону света
света пролетающего за черным окном
Вызвать меж забвенья вещей образ
Алена твой
Здесь в средостеньи берез
Аляповатых губ примкнувшего
трутовика
Шумом шоссе неясным оплакана
Высота сосны горечь-даль
сталь давняя неба —
Обещание верное
Бутоны черных копий
на углах железных оград
И несмела несметная
Зелень
пробирается первый раз
на парад земли
и в повторе как песня
вытянет, вызволит во всю длину жизнь
жизнь твою вечную
На перекрестке ночном
Трехпрудного где разделяется он
На Ермолаевский и Благовещенский
ты стоял тогда и сейчас
Направо налево ль пойдешь —
словно два свежих отворота —
воротника у форменки
отклонены во тьму
направо ли – в Благовещенский
где закрыв глаза снится все тихий
утренний шелест сумки холщовой
направо ли там где казармы и за
стеклами лица безмолвны
налево ли где каштаны светятся над посольством
со странным страны окончанием
на «агвай» или «угвай»
Но не слишком ли обнажена там
улицы Жолтовского улицы
будущей
в повороте ночном книжная эта желчная
желтизна
Кто передоверил перепроверил кто не
переуступил
на пороге осеннем
свои права
чтобы за всех видеть
и тихо за вас всех сказать
…встретился совершенно незнакомый человек
Несмотря на солнце, в капюшоне
Правой рукой опираясь на палку, шел наразмашку
В левой – с раскрытою книжкой в желтой обложке
взгляд его был, как пароль
И в лице непрочитанные морщины.
Пресловутого Дуная
Льются вечные струи
Там