вот и славно, – сказал дед.
Bсе помолчали.
Дед спросил, глядя на Штииса:
– Сильно зацепило?
Штиис напряженными глазами разглядывал утес за спиной деда, нависший над кедрачом, разбитый трещинами и изрытый террасками. Он нехотя взял себя за правый локоть.
– Улиссу сегодня досталось, нога вон. И с губой что-то. В общем и целом, как я понимаю, все, можно сказать, отделались легким испугом, – со значением заключил Штиис. Он покачал головой и с огорчением качнул поясницей, как бы испытывая на прочность. – Чего-то не везет мне в последнее время.
Дед оценивающе осмотрел самокрутку, повертел в пальцах, сунул в зубы и еще раз бросил взгляд на Улисса, просторно раскинувшегося на песке. Улисс, заслышав знакомые созвучия, приподнял один мохнатый обрубок уха.
– Йодом прижгли?
Гонгора кивнул.
– Н-ну и ладушки тогда! – произнес, не поднимая головы, дед с той восходящей интонацией, с какой обычно сочетают заметно вознесенную бровь и широко раскрытый зрачок.
Он сощурился сильнее, обратившись взором теперь к диску солнца, что касался своим краем скал, закончил хлопать себя по карманам и произнес негромко, закуривая и пуская из ноздрей дым:
– Ни хрена ему не случится.
Он затянулся еще раз, ткнул папироской в сторону скалы, что торчала из сизого кедрача неподалеку у берега, и сказал:
– Знаю я там одно хорошее место. Вот там и остановимся.
…Pасстелив перед палаткой клеенку и вывалив на нее куски вяленого мяса, конбаур и лепешки с домашним сыром, консервы, дикий лук, чеснок, укроп и прочую растительность, вновь облаченный в свой светлый шерстяной крупновязанный свитер дед, сладко кряхтя, принялся готовить роскошный ужин, обстоятельно и не спеша освещая при этом методику приготовления конбаура из горного козла и особенности взрезания живой скотине сердца и кишечника с дальнейшей целью наполнения последнего свежей кровью, вынимания, отваривания и употребления («В мертвом-то козлу кровь не бежит, вот ведь беда…»), причем тонкости взрезания каким-то непостижимым образом гармонично сочетались с тонкостями накрывания на стол, которые на сонный взгляд уже притомившегося в ожидании Гонгоры сводились в конечном счете к нехитрому тезису: «Голодный – съест». Съезжая по некой известной ему аналогии с гастрономических сложностей на события будней, дед развлекал окружение рассказом об одном старом эвенке, чьем-то соседе Колле, имевшем обыкновение спозаранку, когда весь лес еще спит, вывалив на крыльцо в одних кальсонах, палить из своего охотничьего бокфлинта по приколоченному к забору черепу медведя.».. Мы, бывало, заранее спорили; попадет или нет. Не попадет – значит, все нормально, сосед с вечера поддал и полезет сейчас в погреб…» Дед аккуратно уложил в закипающий котелок пухлые колбаски конбаура, поперчил, посолил и продолжил.