Он предпринял было попытку открыто протестовать, но, натолкнувшись на бесцеремонное спокойствие и не думавшего уступать Гонгоры, с видом крайнего неудовольствия смирился и только раздраженно урчал и капризно играл бровями, чувствуя прикосновение ремней. По дороге Улисc вел себя безобразно, вертел во все стороны мордой, напряженно суча растопыренными лапами, а на середине пути, неизвестно по какой причине, вдруг разразился громким лаем.
Перебравшись, разобрались с тросом и рюкзаками. Пошли дальше. По побережью дороги не было, отвесные стены вплотную подступали к воде, пришлось снова углубиться во влажные темные неприветливые дебри, то и дело натыкаясь на фрагменты космических модулей. Улиссу эти серые дырчатые куски металла не нравились, и Гонгора обходил их стороной. Началось болото, над которым сплошной непроницаемой сетью сплетались ненавистные заросли колючек. Поминутно проваливаясь по пояс в лениво колыхавшую жухлыми цветочками гнилостную жижу, смрадно булькавшую и не перестававшую смердеть протухшими испарениями, оба, примолкнув, прорубали себе в вечном полумраке дорогу: Гонгора своим тяжелым длинным ножом, Штиис старым остро отточенным охотничьим томагавком. Улисс с трудом ворочался в вонючей жиже, баул с него пришлось снять, содержимое распределить по рюкзакам, и это не составило особой проблемы, из продуктов, что нес на своем горбу Улисс – сохранилось немногим более половины, неприятнее было другое – ветровки и затянутые на лицах капюшоны плохо спасали от сыпавшихся сверху клещей, крохотных, неприметных, тощих и люто голодных. Методично перебирая своими цепкими нескладными лапками, насекомое стремилось как можно глубже забраться под одежду, отыскать там не слишком стесняемое тканью место и накачать плоский рыжий резервуарчик кровью до невероятных размеров. Только пресытившись, тварь позволяла извлечь себя, до того же вытянуть голыми пальцами глубоко засевшего клеща, не оставив что-то от него под кожей, было трудно. Подсолнечное масло, единственное доступное тут средство, не спасало от того, что могло нести в себе насекомое. В густой жирной капле паразит с большой неохотой – оживал, принимался пускать пузыри и омерзительно шевелить членами, через полчаса он легко вынимался, но дело было сделано. Слабо утешало мнение одного лесника, что больной паразит встречается один на тысячу, – неизвестно было, кто производил эти подсчеты. Охотники же говорили, что подхватывать в этих местах горячку не стоило, после нее оставалось только два пути – на тот свет или на инвалидную коляску. Всезнающий Штиис еще прибавил оптимизма, с достоинством отхаркиваясь, он сообщил, что, насколько он вспоминает, среди множества прочих есть такая разновидность энцефалита, при которой глаза напрочь теряют свою подвижность и наступает вечное беспробудно-дремотное томление. Он даже помнил, как эта гадость называлась: экономо. «Надо же, – думал Гонгора, – если мы отсюда когда-нибудь выберемся, если все-таки не утопнем и дойдем, то