о прошлой жизни в памяти намёка,
Крепко спят и страсть любви, и страсть порока!
Но и тут, в забвеньи, проблески бывают,
И тогда иные души вспоминают,
Как они в другом, привычном, мире жили,
Как любили жадно, как легко грешили!
Кто-то вспомнит, сладко вздрогнет и… забудет,
Взрыв эмоций негой лености остудит,
Он, как будто, жизнью той, телесной, нЕ жил,
Вечно здесь, в покое, душу свою нежил.
А другой, всё вспомнив, словно расцветает,
И покой его нещадно покидает,
Но приходят нетерпенье и досада —
Рай окажется ему мрачнее ада!
Всё, что было здесь прекрасно и велико,
Станет тягостно, противно, скучно, дико —
Жизнь без страсти, что взрывает в клочья сердце,
Как красивая еда без соли, перца!
И тогда он к морю спящему шагает
И бушующие ветры призывает,
Но, свирепые, лишь в нём ревут тайфуны,
Перетянутые, рвутся страсти-струны!..
4
На скале сидит Серёжка, глядя в море,
Но ни волн, ни ряби нет в его просторе,
Нет и солнца здесь, – лишь ровный свет струится, —
Но какая-то парит высОко птица.
Он за нею равнодушно наблюдает,
Вдруг – как вспышка! – что-то он припоминает!
Птица ниже опустилась, и в мгновенье
Бело-чёрное узнал он оперенье!
И тотчас же словно дождик начал капать —
Это яркими мгновениями память,
Растворив легко забвения окрошку,
Возвращалась ненавязчиво в Серёжку.
Всё, что годы (иль века?!) укрыто было,
Будто ил со дна реки в дождь летний всплыло,
Сердце, пусть его и нет, затрепетало
И по венам кровь, которой нет, погнало.
Ну, а аист опустился плавно к скалам,
Их коснулся, сжался в ком, а после стал он
Невысоким светлым парнем в белой тоге,
В сандалетах золотых на босы ноги.
А Серёжка тут заметил, что и сам он
Облачён в красивый белый чистый саван,
На руках его прозрачные браслеты,
Ноги в белые обуты сандалеты.
Но его всё это мало поражает,
Он на аиста глядит и восклицает:
– Значит, было то взаправду, не в дурмане?
И тогда не фантазировал я Сане?
– Нет, – Серёжка помолчал. – Нет, ты не странник
Из иных миров, ты – божеский посланник,
Да, я понял, наконец, ты – Ангел! Значит,
Я в раю. Но почему душа так плачет?
Здесь уют, здесь тишина и много света,
Нескончаемое, ласковое лето.
Одного же нет: блаженства и покоя!
Разве может, Ангел, быть в раю такое?
– Ты не можешь пасть в объятия покою,
Потому что нагрузил себя виною,
Но поверь, она тебя напрасно гложет —
Что ж, случается и то, что быть не может!
Не кори себя, что сделано тобою,
Предначертано всевышнею рукою,
Можно в горе