на одном месте, пока он гладил вокруг себя рукой, не отрывая от зарослей глаз, пытаясь нащупать под собой натянутый лук и прикидывая, насколько может еще хватить терпеливости у Лиса. Просто класс. Дикий козел. Или, точнее, коза. Или канна, если они здесь ходят, конечно. Спать больше не хотелось. Сейчас, впрочем, важнее было определить, кто из них троих успеет предпринять что-то раньше остальных. Гонгора нашарил наконец под собой шершавый створ слегка подрагивавшего даже от своей натянутости и тяжести лука и, не медля, пригибаясь до самой земли, покинул палатку, как покидает свое гнездо запрограммированная на удачу крылатая ракета, на ходу закидывая за спину значительно отощавшую за эти дни вязанку стрел в перетянутом резинкой мешочке, неслышной тенью пересекая лужайку по диагонали, – однако тут же вернулся, в спешном порядке ухватил с палаточного полога конец длинного поводка, пристегнул к свободно болтавшимся стальным позвонкам ошейника Лиса, который все рвался понюхать, переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, другой конец поводка крепко, на пару узлов, привязал к стволу нависавшего над палаткой дерева. Улисс не возражал.
Слабый ветерок мял и тормошил ему уши, не принося больше запахов. Улисс стыл сердитым черно-серым изваянием под низкой кроной, осторожно выглядывал из-за ствола, глядя вслед строго и неукоснительно, с удобством непроизвольно подвернув под себя одно бедро, вальяжно усаживаясь и как бы решая, нужна ли в самом деле в настоящий момент свежая дичь их стае и как далеко Гонгора может зайти один, без присмотра, – но затем, видимо, уже сообразив, что его здесь бросают одного, вдруг забеспокоился, засуетился, отчаянным рывком устремившись догнать, и тихо заскулил. Гонгора очень не любил, когда Улисс начинал скулить, ныл тот по делу и без всякого дела, просто так, но вот это детское нытье Гонгора не выносил, он слышал его не часто, и всегда это сулило ему какие-нибудь неприятности. Гонгора сердито обернулся в кустах, со злостью махнул, потом показал ладонью, чтобы лежал тихо, и Улисс и в самом деле ненадолго затих, продолжая опасливо выглядывать из-за дерева. Как пятилетний ребенок, зло подумал Гонгора. Нет, твердо уже решая для себя, заключил он, перетопчешься, охотник из тебя… Они редко разлучались на длительное время. Улисс вообще с младенчества не знал никаких приятелей, кроме Гонгоры, да и не очень в них нуждался, кажется. Бежать было очень легко. Гонгора перестраивался на долгий бег, плотнее затягивая на плече лямку тугой вязанки стрел за спиной. Он давно не чувствовал себя таким подвижным и легким. Он был готов к первой космической скорости и завоеваниям чужих континентов, свободным абсолютно от всего, от всей той прошлой тяжести внутри и вовне, от всех чуждых этим его светлым мирам моральных норм и условностей – от всего и навсегда.
Он летел по иную сторону от бесконечно чужого ему старого, больного, вонючего, далекого мира – вне времени, не чувствуя