в качестве «тяжелораненого» (эта достойная больших светлых умов острота многократно обыгрывалась после штатными мыслителями, заметную роль среди которых занимал, понятно, все тот же розовощекий Квадрат Холодная Жопа, испытывавший к тебе примерно такую же симпатию, какую испытывал, наверное, приближенный ко двору и Их Преосвященству церковный работник – евнух по образованию и мясоруб по происхождению – к последнему из оставшихся на вверенной территории живому алхимику). Тогда было ощущение, что чучело, восьмидесятикилограммовый «зеленый берет» надлежало все время перетаскивать с места на место, чтоб не кис, исключительно бегом и исключительно на мне.
Хуже всего, впрочем, было не это, там не давали читать. То есть чтение не допускалось ни под каким предлогом, вообще и в принципе. Можно было, наверное, попробовать придумать что-то за счет часов, отведенных под сон, но, честно сказать, это оставалось уже на грани фантастики. Когда однажды у него под матрацем нашли одну старенькую немецкую книжку, то его тогда же прямо перед строем чуть не расстреляли при большом скоплении народа, и потом вони еще по составу руководства хватило на неделю, хотя книжка-то никоим боком не относилась к разряду запрещенных, детская книжка, а за ним сразу же прочно повисло клеймо: чтец. Прямо про такой запрет нигде не говорилось, но стоило сделать все дела и неслышно извлечь на свет примеченный накануне и неведомо каким образом очутившийся на убогой ротной библиотечной полочке сайенс-фикшн, как какая-нибудь холера вроде заблудившегося офицера в некотором недоумении обязательно поднимала брови и, пораскинув мозгами, предлагала пойти, что ли, прогуляться, предъявить к осмотру личную как сейф насквозь голую тумбочку, или предъявить накатанность кровати, или предъявить еще чего-нибудь. Если же вдруг чудом во всем расположении никого из той коблы не оказывалось, что случалось разве что по большим праздникам, то рано или поздно очертания беспризорной неподвижной фигуры у стены привлекали внимание подхалима из местных, и можно было не сомневаться, что теперь прискачет надоевший тут уже до изжоги всем немногим выходцам из семей ученых великий навоз вселенной, Квадратный Холодец, рыло на носу, экстракт любви руководства и душа начальства – яйценосный питомец столичного техобуча с племенными кубическими черепом и задом, профессиональный сантехник, он же будущий влиятельный чин правительственной службы безопасности, до которого сейчас уж и не добраться почти, – этот выслуживал себе тогда характеристику требовательного руководителя, с упоением и по десяти раз на ночь повторяя на ухо всем пробегавшим мимо офицерам, что так больше нельзя, солдаты мало работают, пусть солдаты работают много, чего бы им не работать еще больше, интеллигент без работы преступник, можно подумать работа самой Кубической Жопы роты являла образец благородства и гражданского самоотречения; один образ раскрытой