девичьей шейки на неувядающем фоне вечера, в действительности оказывалось крупным профилем безгубого рта семидесятилетней старухи. До сознания не дошло еще ничего конкретного и вразумительного, но спина давно уже тихо ныла, словно чувствуя за собой забытую не запертую дверь. Гонгора поплевал на кончики пальцев, повесил свой блистающий светом, как лезвие острый кукри на пояс, бросил взгляд вверх, желая по верхушкам деревьев определить изменение ветра, снял, осторожно подцепив на сучок, закипевший котелок и прислушался. Птицы молчали.
Ветра не было вовсе.
Полускрытый во влажной лиловой тени высокой травы и раздавленных огромным старым деревом кустов, холодно уставясь сквозь листву в направлении еле дышащего костра мертвенно горящими зелеными зрачками, за пустой каменистой отмелью под прикрытием леса неслышно присутствовал – пушистый серебристый хвост в землю – сильный лохматый зверь, седой кербер, могучий, мудрый и угрюмый, с потемнелой пепельной шкурой, прекрасно развитой грудью, плотно сомкнутыми губами, усеченной под тупой клин сосредоточенной угольно-черной мордой и налипшими к пушистой хищной щеке опилками. Мощные, с тяжелой поступью лапы, заросшие до локтя курчавой жесткой шерстью, широко расставленные, прошедшие испытания не на одной горной тропе, грузно провалившись в сырую рыхлую землю, выдавали спокойное ожидание и, по всему, всегда были готовы к эффективной атаке. Лохматые обрубки ушей не двигались, застыв в одном положении, методично трепетавший блестящий нос его черной с проседью морды целенаправленно собирал новую информацию, угрожающе замирая временами и оживая вновь, меж линиями бровей открытого лба грубо высеченной, как у медведя, головы заметнее прочих деталей черепа выделялась узкая вертикальная светлая полоска, под всем этим шла привычная будничная работа по выработке оптимальной программы действий. Зверь напоминал чем-то полутемный профиль танка, наверное, скупым спокойствием и сознанием того, что если жертва выбрана и взята в прицел, то спешить уже некуда. Он не шелохнулся, не отреагировал никак, наблюдая за сидевшим у огня полуголым человеком, когда, вынырнув из зарослей фиолетового папоротника, на голых камнях озерного берега показались две грязно-болотного цвета фигуры в подпоясанных походных комбинезонах. Один, тот, что пониже и постарше, сухощавый, весьма, чувствовалось, выносливый еще и подвижный мужчина, привычный к порядкам лесной вольницы, обладатель обветренного лица, чуть скуластых заросших редкой щетиной коричневых щек и повадок вынужденно тренированного человека, вышагивал, держась самой воды, звучно гремя прибрежной галькой, не поднимая лица; он собирал морщинки в уголках глумливых глаз и особенно не спешил. За ним, поотстав, шагал, размахивая свободной рукой, интеллигентного вида парень, мрачный и взмокший, с мужественной новой бородкой, старательно подправленной на манер скандинавских морских волков, –