ревнивицы. Совсем мимолётно взглянул на скандалистку.
Произнёс по-испански короткое:
– Прочь!
Проговорил настолько тихо, что мало кто его услышал, ещё меньше – увидел едва заметное движение его губ. Только девушка, переполошившая весь двор своими криками, метнулась в сторону, расталкивая придворных. Те, впрочем, и сами стали потихоньку расходиться. Отходили, изображая неожиданное безразличие. Взялись говорить между собой о другом – о неважном, неинтересном им теперь совсем. Но другом.
Мориньер нимало не обманывался этой их капитуляцией. Видел, как, отступив на расстояние, предписанное правилами приличия, они замедляли шаг, задерживались, собирались группами. Делали вид, что теперь, когда наступила тишина, они и вовсе забыли о том, что тут только что произошло. И очень внимательно продолжали прислушиваться и приглядываться.
* * *
Оливье де Лоранс пребывал в замешательстве. Окажись теперь перед ним кто угодно другой, он обнял бы его и облобызал – в благодарность за спасение. Но граф де Мориньер, этот «чёрный человек», был для Лоранса одним из тех, кого он до сих пор неосознанно обходил стороной. Холодный, немногословный, с привычной светской улыбкой на губах и свинцовым блеском зорких глаз граф де Мориньер казался Лорансу бесконечно чужим и… опасным.
Оттого теперь, подчиняясь законам вежливости, Лоранс, разумеется, улыбнулся, поклонился, приветствуя подошедших, однако продолжал оставаться в напряжении.
Стоял перед Мориньером, как нашкодивший подросток, пойманный с поличным. Вспоминал, как метнулась в спешке юная испанка при одном только взгляде на Мориньера, как присела в глубоком реверансе вторая его пассия, как отпустил тот её, коротко поведя рукой – ступайте. Пытался сообразить, что может связывать графа с глупенькой испанской девочкой, подарившей ему, Лорансу, наслаждение, но ничем больше не заинтересовавшей его, не тронувшей его сердца. Готовился к неприятностям.
Хотя мало кто из присутствующих теперь в приёмной мог припомнить, чтобы граф де Мориньер когда-либо дрался на дуэли, все были уверены, что шпага, бьющаяся о его ноги при каждом шаге, – смертельное оружие. Рассказывали всякие чудеса – о необычайной ловкости Мориньера, о его непревзойдённой выдержке и выносливости. Всё – в превосходной степени, всё – с восторженным придыханием. Одни сообщали, как на каком-то из турниров Мориньер победил сразу около дюжины соперников, другие вспоминали нечто совсем давнее – что-то про неравную битву его с несколькими наёмными убийцами. Что тогда спасло Мориньера – если не его ловкость и удачливость?
Если хотя бы часть этих историй – правда, – думал Оливье де Лоранс, – то Мориньер в самом деле чрезвычайно опасный противник.
Впрочем, Лоранс был уверен, что тот не станет с ним драться. У графа было множество других возможностей испортить ему жизнь.
В этот момент Лоранс с особым вниманием взялся рассматривать приятеля