Герман уже не сомневался, иначе для чего великий князь затеял это странное паломничество, которое могло разрушить всю его карьеру, потому как он видел себя уже не только духовником великого князя, но и восседающем на первосвятительском престоле.
Однако из сладких грез его вывел огонь костра не иначе как княжеского обоза. Это означало, что он движется в правильном направлении. Но куда именно направляется обоз, оставалось для него загадкой.
В это мгновение лошадь под ним резко взвилась вверх. С трудом удержавшись в седле, Герман бросил взгляд на землю и увидел у ног своего коня некое подобие большой степной кошки.
Однако то, что он принял за крупное животное, вдруг начало подниматься в полный рост и монах увидел перед собой светящееся в ночи тело полностью обнаженного человека. И его глаза, действительно чем-то напоминающие кошачьи, теперь завораживали самого монаха. Кнут мог бы развеять наваждение, он взвился было в воздухе, но тут монах услышал обращенный к себе тихий и мелодичный голос:
— Герман, зачем ты следуешь за княжичем? Возвращайся домой. Матушка твоя занедужила.
От убаюкивающего сего голоса привидения, а главное, от услышанного испуганный монах развернул лошадь и стремглав помчался в обратную сторону.
Все это с высоты холма видели Даниил и Любомир, а это означало, что княжеский обоз теперь мог идти далее уже без тайного соглядатая.
Глава пятая
ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ
На рассвете конь вынес Германа на уже знакомый берег Волги, а ползущие стада овец, рассыпанные по берегу и возникающие теперь из прореженной первыми солнечными лучами туманной дымки, поднимающейся над рекой, и странно-цветасто одетые мужчины в остроконечных бараньих шапках, которые скорее всего и стерегли эти стада, неожиданно, а скорее всего не без помощи лукавого, разбудили в монахе прежние и, я бы сказал, худые помыслы.
«А ежели Даниил едет свататься к кому-то из дочерей половецкого хана?» — мгновенно пронеслось в голове Германа.
И это вместо того, чтобы для начала и с целью оберега сотворить молитву, как при встрече с Ыркой, так и в данный момент. Но суетные мысли оступившегося монаха уже брали верх над монашескими обетами.
«А как же тогда дары и свита? — думал он. — Или он тайно везет нечто, что способно покрыть все подарки? Может быть, бумаги на земли, которые отдает половцам великий князь в качестве приданого. И тогда такая грамота, спрятанная до поры в берестяном туесочке, больших денег может стоить».
В этот-то момент, как еще одно искушение, из тумана и чуть ниже по реке выплыла ладья, которая вскоре причалила к деревянной пристани, увиденной Германом.
По чужому говору и облачению воинов на той ладье стало понятно, что это один из отрядов половцев, владевших в те времена землями от Волги до Иртыша и теперь возвращавшихся после набега на одно из приграничных удельных княжеств.
И пока на берег сгружали награбленное и взятых в полон русичей, в голове у Германа