лихую казачью джигитовку и весёлые украинские колядки. Смеяться он привык громко и по-настоящему, разговаривал хоть и на чистом русском, но так быстро, что приезжие его не сразу понимали. Сыну Владивостока всё время хотелось куда-то плыть, лететь, взбираться, выходить за рамки, придумывать новые бизнесы, творить «фишки», сходить с ума в своих рок-барах с бас-гитарой в руках.
С тех пор, как он встретил её – родственную душу с изящными бровями, бары перестали манить его. Сын Владивостока включал на полную громкость ледзеппелиновский «Кашмир» или океаноэльзовское «Вiше неба», а чаще мумитроллевскую «Королеву рока». И с наслаждением скучал по ней в моменты ожиданий. А она летела к нему, пульсируя ненасытной верностью и не замечая смены времён года в своём городе.
Во Владивостоке не было метро и узких улочек, зато автомобиль был другом каждого. Машина очень выручала их, когда терпение опять и опять падало жертвой Любви. Об этом она не могла и не хотела рассказывать подругам. Одно дело, если страсть случается в животе, когда влюбилась, и совсем другое, если нежность растеклась во всем существе женщины, когда полюбила. Облечь такое в слова для других значило предать эту нежность, свою и его. Бесконечную. Бескорыстную. Беззастенчивую. Такого чувства океанской глубины она не знала в себе, покуда не встретила его. Он стал её первым. И единственным.
Пока царила в городе зима, они вместе жарили нежную корюшку, пахнущую огурцом с грядки. А летом, когда он нырял со скал островов за сладкими гребешками, она ждала его на берегу.
Все дороги Владивостока вели к морю. Обнявшись, он и она часто смотрели на это море, на безбрежность, на горячие блики солнца, скользящие по воде, и понимали – прямо здесь и сейчас весь свет распахнут перед ними. Отправляйся, куда захочешь!
«Но что значат все города планеты в сравнении с целым Миром, оказавшимся у тебя в объятиях прямо сейчас?..» – так чувствовал каждый из двоих, вдыхая родной запах друг друга, смешанный с терпким морским.
Когда их первое лето задышало жарким августом, они гуляли по Набережной после каждого путешествия в их собственный космос на двоих. В одну из таких ночей, спустившись на старый пирс и ощутив снова дыхание Тихого океана, они признались друг другу в любви. Разве нельзя было сделать это раньше, еще в январе, апреле или июле? Ведь всё было ясно с первого взгляда! Впрочем, это был Владивосток. Где «Я люблю тебя!» значило для неё и для него слишком многое, чтобы превращаться в слова так же легко, как в иных городах планеты. Мужчина-мир сказал первым, дрожа каждой своей частицей. Ответив, его Женщина нежно закольцевала бесконечность.
А ночное море, вдруг затаив дыхание и притворившись зеркалом для Луны, услышало, наконец. То, чего так жаждало услышать.
«Ты останешься здесь?» – «Только если ты останешься здесь!»
Профиль в лунном сиянии
Мужчина