пробавлялись.
– Пронюхали они, что я к этому напитку неравнодушен, вот и решили поэкспериментировать. Ликер им удался знатный, редкостный, я бы сказал, ликерчик. У меня даже мысль о серьезном производстве появилась.
– После такой рекомендации грех отказываться, – согласился Фомин и направился в столовую, отделенную от гостиной широкой аркой с тяжелой в цвет кресел занавесью. Вернулся он с хрустальным подносом, на котором стояла вазочка с горьким французским шоколадом и две рюмки.
– Вот и правильно. Грехов у нас и так не мало. Ни к чему новые плодить, – с улыбкой произнес священник, наполняя их. – Вкуси, Артем, чудесный нектар.
Фомин не был любителем сладких напитков, но этот ликер и вправду оказался хорош – с очень тонким, незнакомым ароматом и без приторности, присущей многим из них.
– Что скажешь? – спросил митрополит. – Не обманул я тебя?
– Приятный.
– Приятный? И это все, что ты можешь сказать? – произнес священник с ноткой разочарования. – Тогда наливай себе водку, а я этим нектаром один буду наслаждаться.
– Водки, Миша, я как-нибудь потом выпью, – сказал Фомин, демонстративно бросив взгляд на часы. – А сейчас давай о делах поговорим. Мне скоро надо быть в Думе.
– Чем ты там занят? – с усмешкой спросил митрополит. – Не работа, а синекура.
– Какая синекура? У нас в комитете сейчас куча законопроектов. Пахать и пахать.
– Да брось ты! – махнул рукой митрополит. – Знаю, как вы там в Думе пашете в поте лица своего. Только от ваших дел что-то проку маловато.
«Можно подумать, что от ваших дел проку много», – хотел сказать Фомин, но сдержался. Ссориться с митрополитом сейчас точно не стоило.
– Зато ты, наверное, пашешь без устали. Я уж и забыл, когда ты уделял время для старого приятеля, – сказал он.
Священник вопросительно посмотрел на хозяина дома – такого уязвленного тона он не слышал от него за всё время знакомства. А знакомство их состоялось, когда высокие должности виделись им только в мечтах.
– Ты, я вижу, обиделся на меня, – сказал он, укоризненно покачав головой. – Зря.
– Да я понимаю, – ответил Фомин с усмешкой. – Ты же теперь такая важная персона. Я даже удивился, что ты обо мне вспомнил. С чего это вдруг?
– А ты не понял, о чем я тебя спросил по телефону? – с хитринкой в глазах спросил митрополит.
– Честно говоря, не совсем. Что тебя конкретно интересует?
– Да брось ты, Артем! Не темни.
– Не понимаю, – произнес Фомин с максимальной искренностью, на которую был сейчас способен.
Митрополит громко поцокал языком.
– Всё ты понимаешь.
– Даже, если и так, то твой интерес мне не понятен. Тем более, я не говорил тогда ни о чем конкретном.
– Так может, пришла пора поговорить о конкретном?
Вчерашний поздний звонок митрополита застал Фомина врасплох и очень испугал, подтвердив самые худшие предположения.