стирать пеленки, кормить из груди,
оставаться не Богом – ее дитём,
не ходить этим страшным терновым путём,
оставаться маминым счастьем, днем
абрикосово-жарким, чтоб был – человек,
и никакой Голгофы вовек.
Чтоб Он был лишь её, чтоб не знать никогда
этих мук нелюдских, чтоб от горя не выть…
Но уже восходила над ней звезда
и уже торопились в дорогу волхвы.
И уже всё пело про Рождество.
Потому не просила она ничего,
только лишь целовала ладошки Его
и пяточки круглые у Него
Валентина Патерыкина
Поэт, философ, публицист. Доктор философских наук. Автор монографий, научных и научно-методических работ по проблемам философии, религиеведению, истории культуры, философской антропологии, нескольких поэтических сборников. Живёт и работает в Алчевске.
«Всё очень чётко. Мир ясен и светел…»
Всё очень чётко. Мир ясен и светел.
Эй, кто там сверху? Ответьте сполна.
Щёлкают чётки. Ну, вот и ответил:
«Женщинам – дети, мужчинам – война.
Всё переделено так справедливо:
Смерть от ножа или от „Калаша“,
Жизнь – это значит легко и красиво.
Смерть безобразна, а жизнь хороша».
Смерти мужские присущи забавы.
Всем, кто воюет – небесная высь,
Раны, погоны, позор или слава.
Женщинам – дети, а значит, и жизнь.
«Поленья веков догорят. Поколенья…»
Поленья веков догорят. Поколенья
уносит в бездонную вечность река.
Воздета рука. Проповедовал Ленин
Нагорную проповедь с броневика
вам, нищие духом, вам, нищие телом.
Свободному – воля, спасённому – рай
вдали наобещаны словом. А дело
пребудет условно. Тогда через край
польются богатства всемерным потоком.
И будет у каждого хлеб и вино,
И будет у каждого счастье без срока.
Другого никак никому не дано.
Уходят века, подогнувши колени.
А в них поколенья одно за другим
сколочены прочно из страха и лени.
Но важно, что каждый себе господин.
Остались желаньем благие желанья.
Остались благими желания благ.
Для каждой эпохи свои ожиданья,
Для каждой эпохи в запасе ГУЛАГ.
«Мандельштамовский век-волкодав…»
Мандельштамовский век-волкодав
разрывает аорты и вены.
Перемазав кровавою пеной
перепонки, Осанну воздав,
измочив ядовитой слюной,
разгрызает обмякшее тело.
А оно к небу смело летело,
но к земле притянулось. Иной
принимает асфальта икра
обнажённую сущность поэта.
Не дождаться от века ответа.
С волкодавом смертельна игра.
В Москва-швейный пиджак завернуть
Не получится век двадцать первый.
И в него перекрашенной стервой
Перешла волкодавная суть.
Не