могут сразу подняться и улететь, если где-то дупло приготовлено. Их сейчас бы побрызгать, чтоб думали, будто дождик пошёл – они враз бы на дерево привились, вот тогда и снимай…»
Сидит думает: «Чем бы этому Увальню подсобить?.. Самому снимать – дело больно рисковое, вдруг да кисточка рисование своё прекратит?.. Так тогда и останешься на картине со всей этой живностью».
А тем временем бестолковая кисточка на секунду оставила подмалёвывать Увальня, и сейчас нет бы взять да повесить пчелиный рой на ближайшую веточку, – затянула его одним хвостиком в небо. Теперь пчёлы уже окончательно собрались слететь с пасеки. Дальше ждать было некуда.
Вскочил пасечник, схватил Увальня да и выкинул из картины. А сам сел на его место и замер: авось кисточка не заметит случившегося. И вдруг слышит:
– Смотри, Ростик, как здорово я здесь папу нарисовала, самой даже не верится.
Обмер пасечник: «Что такое? Откуда здесь дочка взялась?»
Пока думал, откуда-то сверху сын произнёс:
– А чего это он у тебя без усов? Дай-ка я подрисую!..
Задрал голову пасечник, смотрит поверху – откуда детишки тут? Хотел крикнуть, чтоб слазили с дерева, а тут кисточка ни с того ни с чего – хлоп его по лицу. Полилась краска в уши, за шиворот, хотел он закричать, чтоб сынишка воды притащил, а рот сладкой кашей забит: акварелью, выходит, художник картину свою рисовал – акварель всегда сладкая. Не успел её пасечник прожевать, вновь услышал:
– Я тебе сколько раз говорила. Не смей!.. не… смей!.. трогать мою кисточку…
После этого в облаках пролетел детский визг, и по пасечнику что есть мочи ударили лошадиным хвостом, но скорей всего снова кисточкой, только очень большой.
А потом наступила кромешная тьма, и уже вовсе рядом послышалось:
– Вот мучение с этим мёдом… Не знаешь, как в банку наковырять, вот заставить бы самого… А то, видишь, сидит там у себя в Таганах, и заботушки нет!
Вздрогнул пасечник: «Тёща, что ли? Откуда тут? И где – там – я сижу?»
А знакомый, пронзительный голос не отставал:
– Нет бы сразу стеклянные баночки в улей складывать, так ведь нет – неохота ему лежебоке. Втолкнёт в улей целую флягу и спит себе на боку.
«Ну всё: тёща и есть. Всю жизнь думает, что мёд пчёлки ведёрками в улей таскают, а им только посудину подставляй! Хорошо бы так!»
Рассердился на глупую пасечник, а ответить не может – сковала его высохшая акварель, языком во рту даже не шевельнуть.
Тут ещё один голос знакомый раздался – жена дочку спрашивает:
– Ты, Ирина, альбом не забыла в рюкзак положить?.. А то утром проспишь и опять не возьмёшь своё чудо-дерево, опять не на чем будет папу тебе рисовать!
– Я его уже вовсе нарисовала, да Ростик его краской залил…
– Я хотел ему только усы, ты сама подтолкнула и залила…
Охнул пасечник, хотел хлопнуть рукой по лбу, да руку из краски не вытащить.