грядки не вытопчет. Ещё крышу бы перекрыл…
«Ну всё, – думает пасечник, – не в то место приехали!» Слышит: дверь скрипит, и скрип будто знакомый, а в дом вошли – ребятишки опять кричат:
– Здравствуй, папа, мы в гости приехали, на каникулы!
А в ответ вроде слышится:
– Ну вот, здравствуйте, проходите. Чай будем пить…
Струхнул пасечник: всё ли ладно тут? Слышит он: ребятишки через слово всё папа да папа! «А кто же у них, в таком случае, в рюкзаке-то сидит?»
И жена, слышно, бегает, на стол кушанья расставляет, и то вдруг всхохотнёт, то вдруг ойкнет – как будто её кто за что-нибудь ухватил, и всё радуется на проклятый забор. А чужой человек всё бахвалится:
– Это что – забор! Подождите, я завтра за крышу примусь, крышу сделаю – загляденье!
– Хорошо-то как, – не нарадуется жена.
А тот пуще того: да я тут, да я там… И всё время чего-то жуёт. Засосало под ложечкой у голодного пасечника, кроме краски со вчерашнего дня ничего во рту не было – хоть бы, думает, поглядеть, чего кушают, не пельмени ли?
Наконец жена вспомнила:
– Ты, Ирина, чего же картину отцу не показываешь? Пусть посмотрит, как ты его нарисовала.
И поехал альбом с пасечником неизвестно куда и раскрылся как раз на том месте, где он в краске сидел.
Смотрит пасечник: переборка знакомая, шкаф стоит со знакомыми книгами, перевёл взгляд поближе: пельмени в тарелке – огромные, каждый с целого поросенка – лежат, только не хрюкают… Поодаль тарелок пустых груда целая. А кто всю эту груду подъел, у окна стоит – на сугробы любуется. Повернулся лицом к пасечнику – замер пасечник, словно в зеркале увидал себя! Только всё в нём как будто не так: уши красные, нос провис и причёска совсем не в ту сторону – нет, совсем этот Увалень на него не похож. И как можно такого за отца принять?
Смотрит пасечник в глаза Увальню – тот ему в глаза, моргнет пасечник – моргнет Увалень. Надоело так, сделал пасечник рожу Увальню – тот не выдержал, отошёл. Сел в хозяйское кресло и спрашивает:
– А что, долго зима с холодами продержится?
Жена чуть не упала:
– Господь с тобой, да зима-то ещё вроде не начиналась…
Тогда Увалень спрашивает:
– Неужели ещё холодней этого будет?
– Ты словно вчера народился, – жена отвечает, – не знаешь, какие по зимам морозы бывают? Давай-ка, Ирина, рисуй его, пока он от нас в Африку не сбежал.
– Я вначале животное накормлю, и альбом Ростик пусть сперва вымоет, – отвечала на это Иринка и выставила на стол что-то вроде аквариума из прозрачной коробочки, и животное, ехавшее в рюкзаке и напугавшее пасечника, оказалось всего лишь улиткой. И она сразу выставила из-под панциря свои рожки и уставилась на сиреневый поясок, опоясанный вокруг Увальня, а затем подняла кверху глазки, и пасечнику показалось, что и Увалень, и улитка, и поясок давно знают друг друга. И очень похоже, что свечение на пасеке