мне удавалось заработать вполне достойные деньги – так что я о том долге помалкиваю. Но он же меня пару раз подписал на «шабашки», после которых приходилось уносить ноги и отсиживаться на тестевой даче по три месяца, отключив мобильный и претворяясь глухонемым таджиком. Так что фиг его знает, что будет, если подвести «итого» под финансовой составляющей наших отношений.
– Коньяк будешь?
– А то!
Что-то он сегодня непривычно тих. Обычно после такого обмена репликами Витя выдавал что-нибудь из папиного репертуара. «Из полей доносится «Налей»», например. Или ««Всегда готов», закричали пьяные пионеры, увидев бутылку в руках вожатого». Издавать эти вопли обычай предписывал диким басом, зычно и с хохотом, чтоб на всем этаже завидовали. А тут Витька молча нырнул под письменный стол (антикварный, дубовый, из «сталинского» папиного жилища, этот предмет мебели кочевал за хозяином из офиса в офис, на горе грузчикам, и мог, по-моему, выдержать прямое попадание авиабомбы), выволок из подстольных недр бутылку и воровато оглянулся на дверь. Не входную, а ведущую в глубину офиса, который в не столь уж далеком прошлом представлял собой обычную и не слишком удобную квартирку о двух комнатах, одна из которой была проходная. В ней мы сейчас и сидели. Во второй, насколько я знал, Виктор держал гроссбухи, над которыми колдовали хорошенькие бухгалтерши, то и дело сменявшиеся. Я, честно говоря, так и не понял, то ли они надоедали своему боссу и он их рассчитывал, то ли сами сбегали, поняв, что от такой бухгалтерии и сам изобретатель двойной записи Лука Паччоли дернул бы, как черт от ладана. По первому незаконченному Витька был биохимиком – и «химичил» так, что даже бывалые люди за головы хватались и советовали ему перестать лихачить, ибо за уклонение от уплаты в особо крупных дают до пяти лет. Но тому все с рук сходило.
А сейчас-то что происходит? В бухгалтерской комнатушке новая любовница, которой он стесняется? Или там окопался грозный проверяющий с калькулятором наперевес? В любом случае, я-то зачем при таком раскладе? Стоп, уж не сидят ли там какие-нибудь мальчики с бритыми головами и набитыми кулаками? И, соответственно, не нужен ли я Витеньке в качестве группы огневой поддержки? Так я не согласен. Да, выгляжу внушительно – рост сто восемьдесят пять, вес девяносто два, хотя из них килограммов шесть лишних. Да, по молодости лет пришлось разок отмазывать Розенкноппа-младшего от нехороших ребят и даже одному из них вправлять мозги. Я тогда занимался годзю-рю, и хотя ни разу не считал себя крутым мастером боевых искусств, имеющихся навыков хватило. Я даже удивился, насколько эффективным против рядового гопника оказалось банальное ой-цки.[1] Но, как сказал поэт, «Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была». Сейчас на роль бодигарда не гожусь совсем.
– Вить, кто у тебя там? – вполголоса, но очень значительным тоном спросил я, наклоняясь над необъятной, как футбольное поле, столешницей, вытертая зеленая замша которой давным-давно просилась