зайти в гости? – внезапно спросил незнакомец.
Она обернулась, ожидая увидеть подкупающую улыбку, которая так раздражала в мужчинах, но встретила равнодушие. Он будто сам не знал, хотел этого или нет, просто предложил, чтобы прогнать скуку и скоротать свободное время в компании первой встречной, весьма обеспеченной, судя по бриллиантовым серьгам, женщиной. «И с чего он решил, что я соглашусь?» – думала Виктория с постепенно нарастающим раздражением; если за ближайшие часы ничего не случится, она с лёгким сердцем улетит в Марокко.
– Не хочу показаться назойливым, – продолжил юноша. – Я свободен до сегодняшнего вечера, и мне будет приятно, если вы согласитесь провести со мной время.
– Мы раньше встречались?
– Нет.
Виктория вздохнула и вернулась к своему кофе. За долгие столетия она привыкла к вниманию: похоть, признания в любви, глупое раболепие давно утомили. Неужели этот самоуверенный мальчик счёл себя лучше других?
– А ведь я узнал вас, – вновь заговорил он.
В ответ на последнее женщина тихо фыркнула: любой прохожий мог вспомнить известного на весь мир мецената фрау Морреаф. Виктория недоверчиво покосилась на парня.
– И кто же я, по-вашему?
– Создатель философского камня.
«Это что, шутка?»
– Я видел вас на фотографии столетней давности в архивах. Это лицо невозможно перепутать с другими. Ваши глаза, нос, скулы… Вы успешно скрываетесь в толпе. Но глупо надеяться стать невидимой для тех, кто прикоснулся к исторической тайне. Я не настаиваю на свидании: да и кто я такой, чтобы просить об этом? Но я буду рад, если вы согласитесь провести время с человеком, который угадал в сидящей рядом женщине Викторию Морреаф.
– Вы историк?
– В своём роде.
Самоуверенный мальчик цеплял. Вроде бы двадцать лет, молоко на губах не обсохло, а выглядел, словно прошёл через ад. В глазах горело знание, какое бывает у зрелого, повидавшего виды человека.
– Закажете что-нибудь ещё? – спросил бармен.
– Нет, – Виктория метнула вежливую улыбку сразу обоим. – Где вы живёте?
– На Корсо дель Ринашименто.
Юноша назвал дом и номер квартиры.
– Я зайду до вечера, – Виктория заплатила бармену и, не обмолвившись более ни словом, покинула бар.
Холод ударил в лицо и вызвал бурю эмоций, напомнив о приближении зимы. Женщина истосковалась по настоящему солнцу, палящему и опасному. Лишь под небом Марокко в искалеченной душе могла родиться жажда жить дальше. А поздняя осень олицетворяла медленную мучительную смерть. От этого хотелось бежать. Как и из ненавистного века обратно в родное средневековье – к пониманию безграничности мира, чувствам свободы и страха. Того, что она потеряла в одном из предыдущих столетий.
Спустя несколько часов современный Рим, находящийся на осколках величайшего древнего города, должен был остаться позади. Усталость сказывалась всё острее. Наверное,