Он вроде и меня затмил талантом.
«Черт побери, этот парень поет слаще, чем девка!» – снова воскликнул тот самый кто-то. А Финли тем временем уже напился так, что говорить у него получалось с трудом, а ему подливали и подливали. Он беспомощно чувствовал, что проигрывает. Я же не знаю отчего, но не чувствовала опьянения. Приближалось утро, а Финли уже спал за столом на локтях. Все разошлись, и я снова осталась сидеть одна. Думала над тем, что теперь делать с бесчувственным начальником – тащить его до дома или оставить здесь. Поспать мне снова не удалось. Вскоре Финли сам проснулся и как рассказывал позже, открыв глаза, увидел перед собой две меня – две Марии Лайтоллер, с настолько искренней, завораживающей, открытой и сияющей улыбкой, что не сдержался и тоже стал улыбаться. Он так говорил мне после, что этот момент, пожалуй, и стал переломным в наших отношениях. После него мы стали друзьями. Больше, чем начальник и подчиненный, между нами стало развиваться панибратство. Хотя в дальнейшем Брандмейстер так же, как и всех остальных, мучил меня муштрой, будто мы не сидели с ним, выпивая на брудершафт. Но после той ночи, утром, я предпочла еще один день побыть уволенной, а Финли с невыспанным, помятым видом отправился на работу. Как рассказывали ребята, он испускал словесную желчь на все вокруг, был остервенело зол и только к обеду стал более сдержан и спокоен, напевая одну и ту же строчку вновь и вновь по кругу: «Гуляю в скверном настроении по скверу в среду…» Налетов в тот день не случилось. Ему стало скучно. Финли подзывал к себе пожарных и просил наизусть рассказать инструкции, а сам, скорее всего, размышлял о том, в какой бар пойдет вечером. Когда пожарный заканчивал говорить, он нарочно сообщал тому, что не все было рассказано верно. Вводя в заблуждение, Финли требовал начать заново. Пожарный обескураженно гадал, что же процитировал неправильно, уверенный в том, что хорошо помнит каждый пункт и абзац. Но ответа не находил. Так потешался Брандмейстер в тот день, пока всем стало ясно, что он попросту глумится над ними. Где-то под вечер он позвонил мне и предложил реванш, уверяя, что на этот раз продержится дольше меня и не опьянеет. Но он вновь проиграл, сильно удивляясь моей стойкости, но я и сама не знаю, отчего так. Вроде все дело в генетике или в чем-то таком подобном, и что попросту мне нужна большая доза алкоголя, чем Финли, чтобы свалиться с ног. Он не хотел мириться с поражениями, и мы повторяли этот процесс раз за разом, и каждый такой раз Брандмейстер оказывался чертовски пьяным, в то время как я могла еще вполне внятно разговаривать и передвигаться ровно. В результате совместные походы по барам стали традицией, Финли стал полон симпатии ко мне, и я безоговорочно осталась на службе, просто не делая того, что связано с поднятием на высоту. Но отголоски тех времен до сих пор дают о себе знать: сейчас Финли не гонит меня со службы, но постоянно советует, чтобы я сменила функцию. Сейчас он учит меня управлять машиной и хочет сделать меня водителем.