пес сам выбежал на них, Мария попросила его держаться рядом. Не послушав, ретривер вновь скрылся за углом.
– Пусть гуляет, – сказала она. – Он не нападает на людей и полностью безобиден.
– Откуда он у тебя?
Мария рассказала, но, скрыв тот факт, что забрала ретривера без спроса, а также объяснила, что хочет использовать пса на службе. Пит спросил, почему Мария выбрала профессию пожарного, и девушка рассказала ему все, как было, в этот раз ничего не утаив, не приукрасив. Она отвела ретривера в квартиру, дала еды и оставила мяч.
– Октябрьским днем сорокового года Брандмейстер был занят тем, что раздавал команды. В его жестах, словах и взгляде были заметны как серьезность намерений, готовность к действиям, так и сварливая издевка, присущая ему порой, и даже скептическая насмешка к моим стараниям. Но отчего тут же все это сменял заботливо-отцовский тон и добродушное выражение лица? Преследуя меня по пятам, сыпя указаниями, он нависал надо мной, следил за каждым моим действием, приговаривая примерно так:
«Давай, Лайтоллер, быстрее его разматывай! Пламя не будет ждать, пока ты выспишься!»
Хоть мне и помогала Роялти Холлоуэй, девушка из вспомогательной службы, я тоже там была, пока не решила перейти в кадровую. Но то ли от пристального взгляда, то ли от того, что он стоял у меня над душой, у меня все валилось из рук. А Финли приговаривал, уперев руки в бока, и только в позе такой звезды шерифа ему не хватало: «Ты как сонная муха…», и всё такое прочее. Реплики касались только меня, потому что Брандмейстер знал, что на карту поставлено многое, и от того, как я сейчас проявлю себя, зависит, останусь я на службе или же нет. Но я глаз не сомкнула всю ночь. Как назло, меня валило с ног от усталости. В довесок ко всему резкий порыв ветра швырнул в лицо дым и мелкую пыль. Унимая проступившие слезы, поправляя вечно съезжающую на бок каску, я кричала про себя: «Какого черта!? И так сделаю все, что в моих силах!»
Но руки сами все делали словно без моего участия. Гул сверху заставил меня вскинуть голову. То же самое сделали Роялти с Брандмейстером. Небо было непонятно какого цвета, заходящее солнце, столпы черного дыма и сама синева небосвода придали ему такой оттенок, как будто кисточки с краской разных цветов смешали в одном стакане. В лучах низкого осеннего солнца засверкала сталь, а жженые листья газет да искры пожаров не успели опуститься на землю еще с предыдущей бомбардировки. Тут Брандмейстера словно бес подменил. Лицо его стало пунцовым от злости: «Что!? Вы совсем рехнулись!? Средь белого дня!?»
И вслед за его словами через два дома от нас фугаской оторвало от дома половину стены. Роялти ахнула, увидев, как градом посыпались зажигалки. Слышно было, как они, брякая, скатывались по пологим крышам на тротуар, как злобно шипели, готовясь излить из себя расплавленные массы термита. Мы стояли в тени бомбардировщиков, а Брандмейстер поносил их самыми бранными словами, которые только приходили ему на ум, позабыв о моем тактическом экзамене и шансе остаться в кадрах.
– Ох