что не хочу обсуждать заданную тобой тему.
– М-да, – протянула Луиза. Она повернулась к огню и обратилась к Эн, судя по всему:
– Куда делась та кротость, воспитанность юных девиц? Мы же и не смели склабиться на старших…
Эн улыбнулась:
– Викторианская эпоха канула в лету, Лиззи, смирись с этим!
– Да, я родилась в прошлом столетии…
– Звучит ужасно.
– …а вы не знаете, какие это были чудные времена!
Луиза погрузилась в кресло еще глубже и будто замкнулась в себе, не произнесся больше ни слова.
Остальные члены семьи занимались каждый своим делом, отдельно друг от друга, в ожидании того, когда вернутся Эн и Мария.
Сайлас, супруг, которому так же, как и Луизе, перевалило за шестьдесят, сидел на табурете возле лестницы, курил, слушая радио. За таким времяпрепровождением его можно застать каждый вечер. Когда по радио не передавали что-либо важного для Сайласа, то он доставал свой старый аккордеон, начинал перебирать клавиши, репетировать мелодию или придумывать новый незамысловатый мотив. Тогда радио на приглушенной громкости служило лишь фоном, но до конца не выключалось. Сейчас шла сводка Би-Би-Си. Диктор вещал о двух беспилотных ракетах, чей курс устремлен был на Лондон. Одна из них, не долетев до города, взорвалась в воздухе над полем, вторая же на стадии разгона заглохла и упала в пролив. Диктор также заверил, что все специализированные службы контролируют новую угрозу и не допустят происшествий, так что причин для беспокойства нет. В ответ на такие новости Сайлас одобрительно покивал головой и осмотрел всех присутствующих, но никого не встретил взглядом. Луиза сидела к нему спиной, Эн ушла на кухню, Мария села у окна, маленький Джон, который еще с трудом выговаривает свою фамилию, блуждал по дому в поисках книги со сказками. По возвращении мамы он последовал за ней в кухню.
По крыше забарабанил дождь сначала одиночными, редкими каплями, через несколько мгновений темп ускорился, и вскоре полило, словно из ведра. Тому, кто не хотел бы вымокнуть до нитки, желательно было находиться под любым возможным навесом, а лучше всего – у жаркого камина с чашкой горячего напитка.
Мария не отказалась бы от стаканчика рома, но в присутствии матери ей воспрещалось употреблять алкоголь. Эн понимала, что когда не рядом, то не может следить за этим делом. Она знала о пороке своей дочери, но старалась не зудеть, не быть моралистом, наложив лишь запрет в стенах дома. Марии и самой неловко распивать при Эн, поэтому смиренно согласилась на чай, ответив на вопрос матери с кухни.
Снаружи окончательно стемнело, окуталось непроглядной тьмой. Все, что можно было увидеть в окно, это зажженную в гостиной люстру. Мария подумала о ретривере: «Он поел и ушел или же нет? Ведь мяч остался в моем пальто». Она обвела ладонями лицо и прислонила их ребром к стеклу. Только так было возможно что-то увидеть. Пес уже доел и убежал домой. Мария задернула штору, обернулась в гостиную и, глядя на Сайласа, сказала:
– Чем