хаосом сострадания и отвращения.
– Смотрите внимательно, не спешите. Он? – издалека донесся голос следователя. Он суетился, приподнимал закостеневшие руки, ворошил пальто.
– Да, Витя – сказал я.
– Да, – кивнул Матвей.
– Проволоку эту можете опознать?
Тут только я заметил кусок белой скрученной проволоки над черной полосой на шее
– Нет.
Мы вышли в приемную. Тяжело дыша, я зашагал взад-вперед по коридору: стены плыли у меня перед глазами. «Он испугался в последний момент», – остро щемило сердце. «Испугался смерти в ней самой, когда уже ничего нельзя было сделать… Он ее вызвал, а она его растоптала как чудовищный зверь, как тупая машина…» И в то же время, какая-то горькая, сладкая правда обреталась во мне тогда, твердым насмешливым камушком…
– Кто из вас Ваня? – вновь окликнул следователь, стоявший у телефона – подойдите, тут отец звонит.
– Алло! – я усердно ворочал языком и ощущал острую неспособность целенаправленно мыслить.
– Ваня! Это Витин папа… Ваня!… – Пауза, вздох и срывающийся на фальцет голос на пределе дыхания, – Ты не ошибся?
Я тоже вздохнул.
– Никаких сомнений.
В трубке раздавались неясные звуки. Я молчал.
– Ваня! А где это?
– Это здесь, у нас… от Фрунзенской недалеко идти… Здесь легко найти…
– Най-ду, – голос пел и срывался в трубке, – теперь на-ай-ду-у…
Разговор немного успокоил меня. Надо было давать показания. Какие? Что можно рассказать незнакомому желчному милиционеру о Вите, о его исканиях, о закономерном конце? Нужно ли?
Все оказалось проще. Вопросы следователя, сухие и формальные, требовали и формальных ответов. Кто такой, где проживаю, кем прихожусь «потерпевшему»? Какие видел у него приготовления? Тут я стал было неопределенно мычать, вытирать ладонью лицо… Следователь нахмурился.
– Так. Ты проволоку видел?
– Нет, не видел.
– Прямые слова о готовящемся поступке слышал?
– Нет…
– Ну и все! – Он строго посмотрел на меня и принялся покрывать быстрыми каракулями разлинованный листок, озаглавленный «Опрос свидетелей».
Мы сидели на скользких скрипучих стульях в приемной морга. Скоро я подписал складный, ни к чему не обязывающий рассказ. С Матвеем он обошелся еще короче.
К метро мы шли вместе. Молчали. Следователь мягко попросил у меня закурить.
– Друзья?
– Шесть лет проучились.
Милиционер, ставший человеком, несколько раз глубоко затянулся, устало пожаловался.
– За неделю и три дня праздников у меня уже трое.
Что, тоже трупы?
– Один из окна вывалился, пьяный. Девка вены себе порезала, теперь еще ваш приятель.
Мы снова шагали в сумерках. У метро он пожал нам руки, ушел. Мы