подходили родственники, коллеги, знакомые; постепенно набралась небольшая толпа. Ждали мать с группой ближайших родственников.
Отец, небольшого роста, коренастый, рыжеватый, веснушчатый, был очень похож на Витю. Вернее, Витя на него. Держался он собранно, делал четкие продуманные распоряжения, так же взвешенно, спокойно изложил свою версию случившегося.
– Витя обладал большим самолюбием. Гордость заставила его буквально измотать себя, но главное, он вынужден был признать где-то несостоятельность своих попыток в тех задачах, которые он перед собой ставил. Получилось противоречие, в котором опять-таки победили гордость и самолюбие,… Верно, я понимаю, Ваня?
– Да, пожалуй.
Я вглядывался в Витины черты его взрослого, явно семитского лица и думал, где же тот человек, который плакал в трубку телефона:
«Най – ду, теперь наай – дуу!»
Мать ждали долго. Шофер автобуса периодически начинал громко материться, но быстро стихал, – ему совали деньги. Люди расположились малыми группками, вели приглушенные разговоры.
– … такой поворот, в котором субъект ставит себя в центр мира и всеми силами, вплоть до самоуничтожения, призывает этого мира внимание, имел здесь, по-видимому, место… – рассуждал бородатый, ученого вида родственник в замшевой кепке.
– Точно, он всегда был интроверт, – соглашался Султан Насыров.
– Ребята! Сережа! Ваня! Вы смотрите за мамой, – схватила мою руку Витина тетя, – у нее сердце на пределе, на одних таблетках держится…
– Слушай! Ну, чего он искал в общаге?
– Может просто, книги хотел отдать…
– Книги можно было и так передать с кем-нибудь. В таком состоянии не до книг.… Плевать на книги, в конце концов!
– Ваня! А у него не было никакой девушки? Может, все-таки был кто-нибудь? Потому что уж очень дико все! – Матвей явно замерз, говорил скороговоркой, пританцовывая на месте.
– Вряд ли. Хотя я точно не знаю.
– Ну, подождите же еще немножечко! Маму ждем! Маму этого мальчика, – успокаивали вновь заматерившегося шофера.
– Вон едут.… Наши едут!
– Приехали.
На другой стороне улицы мягко остановился «Икарус». Дверь, видимо, некоторое время не открывалась. Неожиданно, сзади автобуса появились несколько женщин в трауре. Одна держалась чуть впереди, остановилась на проезжей части, елоьги. ну, о том, что надо не забыть, забрать белье из прачечной… оглядывалась, неловко отстраняя протянутые к ней руки. Остановился подъехавший пустой троллейбус.
«Нина, Ниночка, сюда пойдем, в другой автобус… Его уже перенесли», – слушали мы. «Пойдем, родная, пойдем, хорошая!» Витина мама что-то говорила, продолжая бороться в беспамятстве, затем, вдруг, осела на асфальт и гневно хрипло закричала: «Отдайте мне моего сына! Отдайте! Отдай… м!
Женщины заплакали, заголосили, силясь поднять её. «Солнышко моё! Деточка