отца Герасима, затем враз повеселел и, хлопнув князя по плечу, воскликнул:
– Ну и башковит же ты, Дмитрий Михайлович, не зря царь Грозный в послы тебя определил. С побратимом я легко договорюсь. Он, несмотря на нрав свой дерзкий, человек на редкость совестливый. Коль узнает, что из-за него казакам лихо грозит, непременно с Дону уйдет, даже уговаривать особо не придется.
Услышав это, Елена одарила – Княжича улыбкой, радостно промолвив:
– Вот и хорошо, что все так ладно складывается.
Знал бы Ванька, чего ей стоило это. Лишь чуткий на чужую боль царев посланник уловил в словах Еленки едва заметные отзвуки отчаяния. Еле сдерживаясь, чтоб не разрыдаться, литвинка подошла к Ивану и, крепко сжав его ладонь чуть дрожащими пальчиками, почти по-детски попросила:
– Я тут озеро видала недалече, своди меня к нему. У нас на хуторе тоже озеро было красивое, с лилиями.
Выйдя из шатра, – Княжич было шагнул к привязанным к возку Лебедю с Татарином, но княгиня не отпустила его руки.
– Не трогай их, не надо, тут совсем рядом, так дойдем.
Круглолицая осенняя луна спряталась за тучами, и непроглядная ночная темень накрыла степь, однако колдовские глаза красавицы прекрасно видели даже в этой кромешной мгле. Держа Ивана за руку, словно поводырь, она вывела его к заросшему бурым камышом берегу.
За время их недолгого пути Елена не проронила ни слова. Не шибко искушенный в загадках нежной женской души есаул, наконец-то догадавшись, что с любимой творится что-то неладное, взволнованно спросил:
– Что с тобой, Еленочка? – и, не дожидаясь ответа, решительно заявил: – Поехали на Дон. Я хоть и не князь, а всего лишь Княжич, но не в землянке живу. Мой дом во всей станице первый, его отец покойный для мамы, дочери боярской, построил.
Любящее сердце несчастной красавицы затрепетало, словно пойманная птица. Прильнув всем телом к Ваньке, она поцеловала его в губы, но, сама не зная почему, вместо того, чтобы ответить да, печально вымолвила:
– У тебя, оказывается, мама есть, а я своей совсем не помню, она в родах умерла.
– Никого у меня нет, – тяжело вздохнул Иван. – Мою маму татары растерзали, когда мы из их плена попытались убежать.
– И давно это было?
– Давно, лет двенадцать назад, – ответил Княжич и, немного поразмыслив, растерянно добавил: – Если верить князю Дмитрию, то получается, что я в одно и то же время обоих родителей лишился.
– И как же жил, ты ж в ту пору еще дитем был неразумным?
– Дитем не дитем, а за маму отомстить сумел, – не без гордости ответил Ванька. – Поначалу мурзе, тому, что изнасиловать ее хотел, горло перерезал, а потом мы с атаманом да Герасимом всех до единого ордынцев смерти предали. Коренные казаки дитями не бывают, они на белый свет сразу воинами рождаются.
– Атаман – это Иван Кольцо, о котором в грамоте прописано? – поинтересовалась Еленка .
– Он самый, – обняв ее, кивнул Иван и робко вопросил: – Ты мне так и не ответила