что, дулак? На мне.
Успокоила
Самолет падает. Стюардесса успокаивает пассажиров.
– Сколько вам лет, дедушка?
– Еще способен.
– Я о годах,
– Годы определяются не цветом волос.
– Оплакивать будут, если, не дай Бог, в турбулентность попадем, и крыло отвалится?
– Не отвалится, я конструктор этого самолета и знаю, скоро он выйдет из штопора. – При этом слове спящий сосед приоткрыл глаза и снова закрыл. – А плакать есть кому. Младшей дочке у меня три года, а правнуку тридцать.
Задержав на лице улыбку, стюардесса двинулась дальше.
– Вы, девушка, занимаете с детьми три кресла. Сколько их всего у вас.
– Шестеро.
– А на вид вам не больше двадцати.
– А мне действительно столько. Лечу на свой день рождения к мужу со всем выводком.
– Клушке парашюта не надо, – вздохнула стюардесса.
– Муж попросил привезти всех, скучает, год на заработках.
– А как вы успели шестерых, годами не видитесь.
– Седьмой раз лечу к нему.
– Седьмого ребенка может и не быть?
– Будет, мы, Ибрагимовы, как кролики.
– Дай Бог.
В конце салона постоянно прикладывался к плоской бутылочке бородатый священник.
– Боюсь высоты. Ты уж прости, дочь моя. Так и кажется, проваливаемся в преисподнюю. Чресла сдавило.
– Вам то чего бояться, батюшка, если, – стюардесса перекрестилась, – случится катастрофа: в рай попадете.
– Я уж лучше на Земле, и матушка, – он запел, – ждет меня домой, ждет – печалится. Я до церкви запевалой в хоре был, и мирские песни люблю. Думаю, Бог не обидится, если мы с тобой причастимся, ведь мы не на Земле – в эфире.
– Все на Земле будем: и божьи люди, и миряне.
– Смотри, дочь моя, на уровень коньяка в бутылке, меняется он.
– Родной мой поп, – бросилась ему на шею стюардесса. – Будем жить!
Как я выбился в середняки
Все меня спрашивают, как я, мусульманин, торгуя свининой, в середняки выбился. Овечек мало стало, а коров лет десять доить надо, только потом – на мясо. Какое это мясо – говядина какая-то.
Перекрестился я, бог один – вера разный, начал разводить свиней. У коров – один теленок, у свиньи – двадцать. Самый спелый отрасль.
Сначала жене надел намордник, чтобы в свинарник зашла. Потом уговорил родственников – Ахмеда с Махмудом. Пригласил с гор Али-Бабу с разбойниками. Выгоднее, мол, чем резать неверных, и своя голова без папахи не останется.
Вторая жена у меня русская. Ибрагим, говорит она, сделай так, чтобы мусульмане ели свинину. Пьют они давно, как свиньи, особенно твои Ахмед с Махмудом. Прибыль удвоишь.
Начал с лекции «Почему французы едят жаб, а китайцы все, что движется?» Удивились: это ж надо – жаб. Свинья против жабы – молодой барашек. Попробовали, и, Аллах Акбар, затрещали щеки от сала и шашлыка. Больше стало денег, и я третью жену взял – тоже русскую. Строгая. Сам побаиваюсь ее. Предложила способ борьбы с пьянством,