хозяйством.
– Завтра же подготовлю доклад о роли фамилии учителя на обстановку в классе и воспитательный процесс, – решил директор школы.
Так уж случилось
Кажется, это банально, но со мною так случилось: помер я, а все слышу. Лучший друг говорит жене:
– Чего нам с тобой сорок дней ждать, хватит и девяти. Если при живом кувыркались, то теперь сам Бог велел.
– Может, и хватит, не заслужил, – ответила она. Вот стерва: и машина, и дача. И на книжке – не рубли.
Слышу змеиный шепот тещи:
– Дожила до радостного дня, закрыл рот навечно, а то: вы надолго, мамаша, к нам? Теперь навсегда.
По двенадцати раз в год приезжала, к каждой получке. Кажется, сын подошел, одна моя радость и надежда. Смотри, сынок, папки уж нет. Сожгут наверняка, не придешь на могилку.
– Ну, ты даешь, папуля. Еще бы годик протянул: у кого теперь мани брать? Мать мыслями шубы мерит. Не до меня ей.
Огорчили меня и коллеги по работе. Главный бухгалтер сказала заму:
– Недалеким он был. Не хотелось заходить к нему в кабинет – истуканом сидел в кресле с надутыми щеками, а на голове ветвистые рога, наставленные его ненаглядной женушкой. Сын – недоросль, теща – склочница.
Лишь соседка пролила на мое остановившееся сердце несколько капель бальзама:
– Нравился ты мне, Петенька. Обнимала даже тень твою из ванной. Но не судьба: остыли твои чресла.
Уже вечером приглашенная для чтения молитв старушка сказала:
– Никто-то тебя не любит, соколик. Если б слышал их, еще раз умер.
– Я слышал, бабуля, ты читай, читай, пока я воскрешаю.
Просто и удобно
Хиреет наша деревня. Даже навоза не стало без скотины, кто будет его производить. Дошла очередь помирать старикам. Молодые давно отошли, кто куда. Кто – в город, кто – в могилу. А на что хоронить отживших? Гроша не заработаешь нигде. И доски не украдешь. Цены-то, чтоб купить? Поэтому ходют старухи с расширенными глазами, как-только побывают в сельпо.
Я предложил сжигать покойников на костре. В чем ходют, в том и сжигать, не у всех есть рогожа для оборачивания.
Крематорий получился, как настоящий. Некоторых, за кого водкой, а не самогоном расплачивались, мазутом обливаю. Особливо, если какая страшная старуха. А так, лежит негра никого не пугает. Вот, если засучит в огне ногами – в обморок падали. Некоторые не вставали.
Дед Щукарь, и у нас такой есть, одобрил:
– Завсегда ведьм живыми на костре сжигали, а ты с уступкой, уже мертвых.
Услуги мои почти как в городе. Уголь трупов, по желанию, конечно, через молотильный аппарат пропускаю: порошок – хоть в урну, хоть по ветру над Узенем.
Из соседнего села привезли мертвую старуху, чтобы поучиться, как обрабатывать ее. Страшная! Говорят, после смерти моложе стала выглядеть. Ежели и запляшет, так чё? А через комбайн они и сами ее пропустят.
Побывал за границей
– Вернулся, Ваня? Как там в Европах.