из любого маломальского полунамёка воссоздать невероятную фантастическую историю, причём Азария бывала настолько убедительна, что, казалось, сама истина глаголет её устами. А всё потому, что изобретательная лавочница прежде всего умудрялась самолично поверить в свои же собственные выдумки. Так встретившуюся ей Мала́фью, жену Ко́цы, лавочница убеждала, что Наполеон опять собрался войной на Россию.
Малафья: Да ты чё, Азария!
Азария: Даве на базаре я
Услыхала эти вести.
Усидишь теперь на месте!
Малафья: Неужель Наполеон?
Это как? На воле он?
Помер вроде, говорили.
Азария: Помер сам аль уморили,
Но теперь другой Луи
Пялит глазоньки свои
На российских вотчин ширь.
Малафья: Ты подумай, вот упырь!
Безголовый дуралей!
Наши земли – не елей!
Азария: Так нужна ли голова
Для войны?
Малафья: Тут ты права.
Распрокляты инородцы!
Надобно спросить у Коцы.
Он хоть и не воевал,
Но в тех Франциях бывал.
Чё им, иродам, неймётся?
Азария: Чуть искра – весь мир займётся!
Каких только ужасов не пророчила посадцам неуёмная в своих фантазиях Азария. То предрекала близкий конец света, то войну, причём, не важно с кем, и зачастую с государством, находящимся на другом конце мира и не имеющим с Россией общих границ, то землетрясение, то переезд столицы из Петербурга в Повелью. Последнюю новость она мотивировала перенаселением столицы, зажатой со всех сторон реками и болотами. Зашедшей в лавку Янгеле, супруге Епрона, пользуясь тем, что Юхтай на минуту отлучился в склад, Азария именно так объясняла катастрофическую ситуацию российской столицы.
Азария: Щас у них там уплотненье.
Что ни год, то наводненье.
Только триста три моста.
И такая теснота,
Что уж некуда селить!
Строить? Негде город длить:
То болото, то река.
С островка до островка
Хоть мостов навозводили,
Землю скрозь попрохудили,
Дак теперь водой сочится.
Янгелия: А Повелья чё?
Азария: Кичится:
Фу-ты, ну-ты, палки гнуты!
Появившийся Юхтай прервал фонтанирующей поток фантазии своей милейшей супруги.
Юхтай: Господи! Одной минуты
Не живёшь, жена, без врак!
Глупость – темь, брехливость – мрак!
Справедливости ради, нужно сделать оговорку, что среди непримиримых к женским сплетням славных посадским мужчин, встречались и такие, кто не уступал своим драгоценным супругам по части перемывания косточек здешним обывателям и с превеликим удовольствием любившим поговорить, посудачить за их спинами, раскладывая по полочкам недостойность поступка или образа жизни горожанина или горожанки. Однако у строгих блюстителей чужой морали всегда находилось сочувствие, понимание и оправдание