И налог не выдрал клок?
Кульбач: Как же, щиплет! Знай латай
И обратно работáй!
Далеко нам до Европ!
Тут у нас кипрей, укроп
Да салоп из соболей.
Там – с свинячьих трюфелей
Вся еда. Бекон, маслины,
А салопчик из козлины!
Мы пьём бражку из «червивки»9,
Самогонные наливки,
Те – напиток можжевелый.
Там сырок заплесневелый,
Тут похлёбки, щи да кашка,
Квас да тю́рюшка-мака́шка.
И за это нам держаться,
А не в ихне обряжаться.
Тут своё бы сохранить,
На века укоренить.
Дед вспомнил, что эту же самую тему он не раз обсуждал и со своим студентом, и даже дискутировал с ним, досадуя, что мода на всё европейское вытесняет своё исконно русское.
Студент: Ну ты, дед, славянофил!
Кульбач: Что родному потрафил?
Истинным родным дыша,
Млеет русская душа.
В этом есть патриотизм.
Но в безумный фанатизм
Никогда я не скачусь.
Я полезному учусь,
Своего не растоптав.
В том мой жизненный устав.
Но со столичным чиновником Кульбач не пожелал вступать в дискуссию.
Кульбач: А начальству что ль видней,
Что нам ближе и родней?
Чиновник: Нет симпатии к властям?
Кульбач: Я с симпатией к гостям.
Верно, власти критикую.
Сам имею власть такую —
Коль уж на хребте ношу,
То с неё же и спрошу:
– Почему сидишь без дела?
То и это проглядела!
Нонче всяк простолюдин
Вольной волей господин.
Чиновник: За такие, дед, слова
Под ударом голова.
Кульбач: Чё мне с этого удара?
Я, как кот от скапидара,
Не начну орать, носиться.
Чиновник: Ах ты, старая лисица!
Не боишься что ль допросов?
Кульбач: Я по сути щас философ.
Мне страшиться поздновато.
Для меня уж всё чревато!
Я – последний на пиру
И в любой момент помру.
Дак кому чё предъявлять?
А с орудия стрелять
По досужим комарам —
Это глупость, смех и срам.
Надо власти тормошить,
А не критиков душить.
Всякую литературу,
Книгу, живопись, скульптуру
Критик может колупать.
Власти же – не сметь щипать!
Если властью обладаешь…
Чиновник: Как ты смело рассуждаешь!
Кульбач: Говорю ж: не мне страшиться.
Я чего могу лишиться?
Да меня хоть щас повесь,
Я свой век истратил весь.
Выражаясь без стесненье,
Таково имею мненье.
Может стариковское,
Но своё, таковское!
Не оставлю я сирот.
С этих слов переворот
Невозможно учинить.
Но ты можешь применить
Всяку строгость,