с супругой, только качал головой, понимая, что инициатором, как и автором драмы в семейной перепалке являлась, разумеется, ни кто иной, как сама Северина.
Покерий: Ревность – хуже чем чума!
Бабы ходят без ума.
Терлицы нетленный дух
До сих пор не стих, не стух.
Два закадычных приятеля, Лекся и Сенча, заскочив в кабак, дабы выпить по стопочки для ублажения души, также частенько поминали усопшую Терлицу и отнюдь нелестными словами, хотя это было не принято и даже грешно, ибо касалось покойницы.
Лекся: Терлица жизнь исказила —
Всё бабьё позаразила.
А мужьям одна беда —
В обороне стой всегда.
Сенча: Я, представь, устал от бурь.
Хоть ходи и очи хмурь,
Чтоб случайно не скосить
И супругу не взбесить.
Рядом тёща с подстрекачкой!
Наплела, что с ковроткачкой,
С Повелихой я кручу.
Ох, паскуду проучу!
Лекся: А ты вправду крутишь с ней?
Сенча: Во, уж я меж двух огней!
Да ты чё, от баб набрался?
Даже близь не отирался!
Та хоть не без огонька,
Мне моя милей пока.
Исключением из общего правила был всё тот же Кульбач, который самолично поддерживал в супруге огонь ревности, как поленца в печь, подбрасывая выдуманные истории про свои былые любовные романы, не все из которых, следую его туманным намёкам, были дописаны до последней точки, тем самым побуждая оскорблённую Кульбачиху к активным действиям. Видимо, следовавшая за этим достаточно бурная, ярко обставленная и выразительно разыгранная сцена, делала его жизнь более интересной и содержательной.
Во время ссор дед начинал разговаривать с супругой исключительно на вы, тем самым подчёркивая, что отныне они чужие люди, ибо вопрос развода так и не сходил у деда с языка. Всё те же соседи, Еросим и Крена, были постоянными свидетелями назревающего развода, то смеясь, то переживая за стариков.
Кульбач: Если жизнь нелепая,
Выберусь из склепа я.
С тем и обрублю хвосты я,
И ровесницу Батыя
Низвергаю как жену.
И во след не попрекну!
Раз супруга озверела,
Ситуация назрела
Ликвидировать наш брак.
Долго я терпел, дурак,
Да терпе́лка износилась.
Вам решенье огласилось.
Не препятствовать прошу!
Следом бабке оглашу.
Сама Кульбачиха совершенно равнодушно выслушивала угрозы деда о разводе и о имеющихся у деда планах на дальнейшее устройство своей личной жизни.
Кульбач: Вы меня хоть исказните,
Не обрезаны все нити.
Коль из сердца выдран клок,
Не заштопать – не чулок!
Кульбачиха: По кому-то грезишь,