собственно и рассказывать, в общем, нечего… Обход проводил. Иду мимо дома, гляжу, калитка приоткрыта. Непорядок. Подхожу, а во дворе дома на дорожке что-то лежит. Сразу мысль пришла, а не приключилась ли с Семенычем беда. Сразу во двор. Над телом накланяюсь. Так и есть Семёныч. Первая мысль – напился зараза. Ну, не бросать же его на улице. Уже наклонился, чтобы поднять и вдруг осознаю, что ногами в луже стою. Думаю откуда тут луже быть? Дождя ведь не было. Руку опустил, коснулся, да к лицу подношу. Ешкин кот, – выругался околоточный, – а это кровь. Только тут я и обратил внимание, что к Семёныча горло перерезано, – служивый чуть не показал на себе, да вовремя спохватился, – одним словом покойник. Уже хотел бежать, чтобы позвонить в отделение, как заметил, что дверь в музей приоткрыта.
– Входил? – спросил Косолапов.
– Никак нет, ваше благородие. Сначала было дернулся. Там ведь и телефон есть. Потом думаю – натопчу. Короче, в соседний дом. Соседей на ноги поднял, да в отделение давай звонить.
– Ясно. Ну, веди, показывай, – приказал Серафим Григорьевич, поднимаясь.
Городовой и исправник подошли к трупу сторожа. Косолапов наклонился, чтобы осмотреть тело. Причина смерти была понятна без всякой экспертизы. Кто-то перерезал Семенычу горло. Серафим Григорьевич отвернулся, его чуть не стошнило, а ведь он на своем веку и не такое видел. Фрол Игнатьевич заметил реакцию и спросил:
– Вам дурно, ваше благородие?
– Да нет, ничего. Впервые вижу такое. Чем это его?
– Не могу знать, ваше благородие. Я ведь ничего тут не трогал. Понимаю, что дело серьезное. Вон и ружьишко его в стороне валяется.
Охотничье ружье, допотопная модель, валялась рядом с трупом в кустах роз.
– Так-так, – проговорил исправник. – Выходит, душегуб – профессионал своего дела, раз такого бугая, как Семеныч, завалил. Тот даже выстрелить, по-видимому, не успел.
– Так точно, ваше благородие. Я тут к соседям, когда заходил звонить, на счет выстрелов поинтересовался. Не слышали они ничего. Ночь, на удивление, тихая была. Только собака злобно залаяла, но потом замолкла. Не было выстрелов. – Утвердительно добавил городовой.
– Что за собака?
– А бог ее знает. Может, у кого из соседей живет.
Косолапов задумался. Собака лаяла неспроста. Значит, кто-то чужой в это время по улице шел.
– Замолкла, говоришь, – пробормотал Серафим Григорьевич.
– Так точно, ваше благородие.
– Вот, что, любезный, – проговорил исправник, – обойди соседей, да собачку эту поищи. Как что узнаешь, так сразу ко мне.
– Будет исполнено, ваше благородие.
Они вышли в калитку. Городовой направился обходить соседние дома, а Косолапов уже было хотел закурить. Запустил руку в карман за папиросами, да передумал. Со стороны Воскресенского проспекта, по Сергиевской улице, как раз к дому Верещагина ехали два микроавтобуса. Старенький добрый «Рафик»3, служебный автомобиль полицейского управления, верой и правдой несший