и что любят ребята, мы говорим на одинаковом языке… Иногда мы говорим: скучно что-то, уж не пора ли мне влюбиться? – и легко ошибаемся, принимая новые отношения за любовь. Даже когда мы не можем ухаживать, потому что сердце девушки (парня) занято, и мы думаем при этом: ах, если бы не он, другой (она, другая)! – мы всё равно одинаковые и неодинокие.
А одиночество приходит тогда, когда мы выпадаем из привычного. Оно рождается, когда я смотрю на Вас и понимаю, что открыл в себе то, о чём никто и не знает, потому что я сам ещё не знал этого до настоящей минуты. И Вы этого не знаете. Остаются в мире – только я и моё чувство. И тогда мы бываем счастливы и… безумно одиноки, не зная, как встроить наше переживание в привычный мир. Одиночество закрывает нас от других, потому что не к ним идёт сияние изнутри нас. Если оно – к Вам, то что мне другие? Оттого мы выглядим странно, подчас нелюдимо, хотя влюблённые люди – самые добрые на земле, они способны рождать, но не разрушать. И хорошо, если Вы сможете поймать и понять мой взгляд. Понять, что одиночество в моих глазах – это и есть то самое, что изменяет мир по-настоящему. Если Вы сами сможете быть настоящей, то почувствуете, что именно Вы увидели. И – примете это. Или не примете. Возможно, смутитесь. Однако в любом случае это станет тем, что Вы будете вспоминать до конца жизни, потому что только это – настоящее, как знак избранности. Вашей избранности. Всё остальное – суета.
Вечный круговорот
Я поднимаюсь по лестнице на свой этаж и, проходя мимо одной из квартир ниже, слышу визгливый женский голос. Он ещё молод и даже упруг, благозвучен, но так и ждёшь в нём первой, пока ещё малозаметной надтреснутости. Прислушиваюсь невольно: кричат на маленькую девочку, грозят прогнать её с глаз долой. Девочка плачет и капризничает. А вчера тот же голос кричал на мужчину. Тот недовольно огрызался, а потом голоса умолкли и были слышны только глухие звуки, когда бьют или отпихивают другого человека.
Мне вспомнилось, как пятнадцать лет назад в этой двухкомнатной квартире тоже обитала маленькая девочка. Её родители выдали старшую дочь замуж, а сами остались «доживать век» вместе с младшей. Они даже получили наследство, как поговаривали, дом где-то в пригороде. Обрадовались, конечно. Ходили с гордо поднятой головой. Улыбались всем соседям – весомо, с чувством собственного достоинства. «Он» даже перестал попивать, а «она» пилить его вечерами. Потом дом продали, на вырученное хозяин купил себе машину. И всё с той же улыбкой он выходил из неё, ставя у подъезда, жена с дочерью спускались на улицу, и все ехали куда-нибудь. Через год её угнали прямо из гаража под окнами. Угнали покататься, а потом сожгли прямо на набережной. Малолетки, наверное. Так и не нашли никого.
«Он» после того заметно сдал. Поседел быстро. Маленький мужичок в невзрачной одёжке. Стал попивать, друзья-алкоголики вновь объявились. Вечерами весь дом наслаждался семейными сценами в публичном исполнении.