твой ясный, задумчивый взгляд.
«Истерта жизнь, как старое письмо…»
Истерта жизнь, как старое письмо,
Написанное юною рукою,
Где строки – возмутители покоя
Сонм бередят забывшихся имен.
И снова тень короткого «люблю»,
Лишь только тень забытого Амура,
Как свет смягчает ласка абажура,
Души на миг рассеет неуют.
Падет стотонный груз минувших лет,
Засну я, убаюканный любовью…
Но словно змей, струится к изголовью
Безжалостный, трезвяще-яркий свет.
А в зеркале предательском – старик
Смеется непонятною улыбкой,
Иль слезы льет он в полумраке зыбком,
Встряхнувшийся от дряхлости на миг?
«Век клонирует киллерский день…»
Век клонирует киллерский день,
Монотонности ржавое лезвие,
Чирк по горлу – и нету поэзии,
Лишь ее бездыханная тень.
Тучи ставят капканы на мысль
С оголтелым упорством охотника,
Триллионно распятый сын плотника
Не спасет одряхлевшую жизнь.
Солнце – кок, раскаливший балкон,
Чтобы в нем приготовить яичницу
Из того, кто когда-то был личностью,
Кто мечтами бывал упоен.
Эх, иметь бы проворство ужа,
А не грузность косматого филина,
Объявить бы охоту на киллеров,
Да невмочь, под наркозом душа.
Все короче и тоньше фитиль,
В небо он не взовьется пожарищем,
Догорит – похоронят товарищи
Под мертвящий, бессмысленный штиль.
«Жаворонком вниз… Да с обрыва…»
Жаворонком вниз… Да с обрыва.
Ветер вольной грудью вдохнуть.
Солнце разлилось чтоб по жилам,
Усмирив кипящую ртуть.
В небо мне взлететь… Да под выстрел,
Под разящий посвист свинца.
Лучше мне сгореть ярко, быстро,
Чем стреножить шаг до конца.
Соловьем взовьюсь я сквозь годы,
И – к родной любимой земле…
Мир вокруг исполнен свободы,
Да немое счастье во мне…
«Бьет копытами огнегривый…»
Бьет копытами огнегривый,
И напрасно святые молятся:
Нам за трусость воздастся сторицей
Разоренною русской нивою.
Все деревья теперь нагие,
В небо молча глядят, как палицы,
Видно, многое им не нравится
В исстрадавшей моей России.
Синь тоски занавесив серым,
Бог рыдает дождем над Родиной,
Слезы, мелкие, как смородина,
Омывают России тело.
Ветер рвет на груди рубаху,
Вся Россия – в листвы пожарищах,
Оккупанты – жиды – товарищи
Главы русским секут на плахах.
А народ, позабыв про Бога,
В полынье