как всегда любовь не любовь, а надо – так надо. Долг перед отечеством превыше всего. Мальчик он у нас ответственный и согласился, естественно. Как же народ-то свой подводить, выбора не было.
Вампира начал бить смех. А бес, на мохнатой мордочке которого чарующе танцевали отблески костра и блестели капельки жира, придавая рассказу некоторую таинственность с намеком на трагизм, продолжил.
– Так вот! – живописно жестикулируя и разбавляя тролльим языком, бес вошел во вкус, а рассказчиком он был потрясающим, – встретила она его как полагается. Поскольку задушить выменем сразу не вышло, – вампир сначала активно пытался поправлять едкие словечки Чара, но потом бросил это дело и, вероятно вспомнив, как все было, начал откровенно хохотать, – налила стопарик перцовой для храбрости! Хлопнули! Да только одного, конечно, в такой компании маловато было, но второго не налили. Подоспели пироги, – я мучительно вспомнила, как перед экзаменом сломала зуб, вкусив один из пирожков, вампир подмигнул, что мыслю в верном направлении, – рыбьи. И пара с бараниной. Только, видимо, потроха с костями и мясо она местами-то перепутала. И пироги вышли, что сказать, на диво. Трупная вытяжка первого сорту! Попался нашему женишку с бараньим потрошком и костьми, – вампира взяла новая волна смеха, – куснул, чуть не сломав клык, усердно пыхтел над пережевыванием сухожилий и потрохов, попахивающих нечистотами. При всем этом наш О’Коэн успевал отпускать замечания о прекрасной погоде, замечательных кособоких занавесках, не стираных со времен пошива в прошлом веке и великолепной стряпне не менее великолепной невесты. Нужно было видеть благородную улыбку на его губах при отзыве об обеде и чуть менее благородные позывы в ближайшем сортире. Но и этих мук нашему благородному О’Коэну показалось мало.
Я с уважением и сочувствием покосилась на утирающего слезы смеха вампира.
– Остался он у нее на ночь, как и положено, чтобы разузнать лучше, какая она хозяйка, – судя по задорному огню в плутоватых глазах беса и смеху Валена, ночью было жарко, – только хозяйкой оказалась она диковатой. Я бы даже сказал – шалунишкой! Глубокой ночью, когда женишок спал, явилась она к нему, как страшный кошмар, в прозрачном пеньюарчике, потряхивая всеми прелестями лишних килограммов. И, прежде чем Вален успел забить тревогу, придавила его своим телом, – сдавлено хихикая, я во все уши слушала беса, – бедный наш брыкался, брыкался, все-таки ноша не пудовая, просто так не сбросишь, да и обмяк через полчаса. Не оставив не окрашенного помадой места на бездыханном теле, вампирша спохватилась, что жених ее скоропостижно скончался, не дождавшись свадьбы. Ушла, утирая слезы, а Вален, ожив, вылез через окно и был таков. Только после строгого разговора с братом о своей судьбинушке вернулся-таки, уверяя, что умер от счастья в ее объятьях. Дело шло к свадьбе. Они уже, вроде бы, как и согласились оба на вопрос мага, изъявили, так сказать, волю вступить в вечный союз на земле и на небе, но как пришло время скрепить все поцелуем…
Нас троих