всех, с кем общался по работе или по жизни. Воспитания и культуры поведения родителям, конечно, не хватало, но они как-то приноровились и не выделялись дурными манерами. Да и остальные окружающие их люди были в общем-то такими же, как они, людьми новой формации: советские.
Было в комнате три стула, по количеству членов семьи. Правда, четвертый все равно некуда было бы поставить. Возле дивана примостился большой фанерный ящик, тоже покрытый куском зеленого бархата. В нем лежали разные заманчивые для Ксени вещи: отрезы тканей, пачки фотографий, перевязанные ленточкой, какие-то бумаги. Она любила в нем шариться, а потом аккуратно раскладывала вещи по местам. Во всяком случае, старалась. Как-то она не преодолела искушения и отрезала две широкие полосы от нежно-сиреневого капрона на банты, которые она носила только в школе, а дома прятала их в укромном месте. Мать вскоре достала отрез, чтобы отдать портнихе, и обнаружила пропажу. Она потчевала дочь ремнем и повторяла:
– Не воруй в доме! Не воруй в доме!..
Как будто вне дома воровать было можно.
Одевали Ксеню скромно. Родители строго придерживались невесть откуда взятого принципа: «Не баловать ребенка, чтобы, став взрослее, не сел на шею». Но и у самой Ксени вещи не вызывали особого вожделения. Зато куклам она шила собственноручно роскошные наряды из отрезков шифона, панбархата, парчи, креп-жоржета, крепдешина, атласа, вуали, шелка и только появившегося капрона, которые она клянчила в ателье, недалеко от дома.
Правда, перед шестнадцатилетием мать заказала ей в этом ателье платье из синего креп-жоржета, а отец повел ее в обувной магазин, где Ксеня впервые выбрала самостоятельно светлые туфли на невысоком, но все же каблуке. Отец покосился неодобрительно, но оплатил покупку в кассу.
С питанием на новой квартире стало лучше. Отец устроился механиком в аэропорт, там давали пайки, как когда-то в Якутске, в основном, тушенку, сгущенку, болгарские конфитюры, которые Ксеня обожала. Со временем появилась свежая картошка, лук репчатый, по праздникам мороженые сливы, свежие яблоки, мандарины и апельсины. Как-то отец принес целую коробку шоколада «Гвардейский», он был покрыт белым налетом, вероятно, просрочен. Отец отмыл налет под краном и съел полплитки. Ничего не случилось. Ксене хватило шоколада надолго.
А тушенка стала ее единственным «мясным» блюдом» на все годы жизни на Севере. А еще мороженые яйца. Потом появился яичный порошок. Такая гадость. Мороженые яйца были настоящими. Часто в доме появлялась рыба: осетрина, стерлядь, таймень, вкуса которой Ксеня не понимала и потому не ела, о чем впоследствии жалела. Отец делал строганину. Зимой в форточке на кухне был «холодильник». Он замораживал в нем на 40-градусном морозе мясо или рыбу и ел в сыром виде с горчицей. Она однажды тоже попробовала, но больше есть не стала, не для девчонки такая еда.
Школьные воспоминания сохранились урывками. В конце второго и в третьем классе она осваивалась в новой школе, в новом классе. Училась она