и так умела, научилась сама на ножной «подольской» швейной машинке, перешивая на себя материны вышедшие из моды, а мать была модницей, юбки и платья. Она записалась в токари, чтобы быть в одной группе с Гивкой. Зойка, конечно, была с ней. Они переодевались на занятия в комбинезоны, на головах – красные косынки. Эдакие комсомолочки-пролетарочки 30-х годов!
Когда Гивка записался на плавание в бассейн, они с Зойкой тоже записались. Сами по выкройке сшили себе купальники. Однажды, чтобы обратить на себя внимание Гивки, она отмочила номер. Предупредив Зойку, что она махнет рукой, а подружка должна была крикнуть Гивке: – Смотри! Ксеня, прячась среди взрослых пловчих, вскарабкалась на вышку. Она даже не знала, сколько там было метров высоты, махнула рукой и прыгнула. Улетела глубоко, в панике стала рваться на поверхность. Кто-то из пловчих бросился на помощь, увидев, что девочка может захлебнуться. За руку девушка дотащила ее до бортика. Ксеня долго не могла прийти в себя от страха: она могла утонуть. За «подвиг» ее отчислили из группы. Но одноклассники, когда Зойка рассказала им, слегка приукрасив, что Ксеня прыгнула с 5-тиметровой вышки «ласточкой», впечатлились, и некоторое время она побыла героиней.
Как-то они пошли с Зойкой в кино. Там оказался Гивка с девчонкой. Ксеня едва не задохнулась от ревности. В кармане у нее было круглое зеркальце без оправы. Она разломила его надвое и стала резать себе руку под свитером. Пришла домой, задрала рукав, он набух от крови, и в крови была рука. Она долго держала ее под краном с холодной водой, смазала йодом и перевязала чистой тряпочкой. Потом приходилось прятать руку от матери, пока не зажила. Шрамы остались как память о неистовой ревности. Впрочем, это было лишь однажды. Больше она никого и никогда не ревновала.
Весной, едва теплело, после уроков они шли к ее подъезду, стояли часами и говорили.
Посв. Зое Карнауховой (в дев. Негодяевой), норильской подруге.
Раскидала судьба нас по разным пространствам.
В нашей жизни Норильск —
Стержень будущих странствий,
Средоточье всех будущих наших дорог.
От Норильска нас, девочек, кто-то волок.
И рассыпались мы,
Будто бусинки с ожерелья,
По Отчизны краям, городам и деревням.
Был подъезд на СОВЕТСКОЙ
Под номером шесть.
После школы стояли мы возле часами.
Не хотелось нам, юным,
Ни пить и ни есть,
Упоенным беседой под небесами.
В 8-м классе, когда ей исполнилось пятнадцать лет, у Ксени еще сохранилась длинная, ниже пояса, пушистая коса. Почти все одноклассницы по моде того времени носили короткие стрижки. Но ее косу бдительно охраняла мать и потому – волейневолей – приходилось выглядеть белой вороной едва ли не во всей школе.
Но, поехав последнее лето в пионерский лагерь, хотя она была уже комсомолкой, Ксеня все-таки обрезала косу. К этому ее вынудили обстоятельства. Недели две у них в душе не было горячей воды, и они вынужденно мылись холодной. Как-то в тихий час она