воли вырвалось у Огрызкина.
– Не сомневайся, – улыбнулся Ракитянский, – отстать не дадут.
– Я не только из-за сотовых в РФ-то, – заоправдывался попавшийся на крючок пройдоха. – Мож, только тридцать процентов, что из-за них.
– Полста один, – пригвоздил Ракитянский. – Контрольный пакет, Серёжа. Забудь о побеге. Тебе четырнадцать. Будто не знаешь, что для Большой земли ты ещё ребёнок. Не дадут тебе там развернуться. У тебя там детство сейчас идёт. Это когда за тебя вроде живут. А ты не живёшь, ты так – числишься. Тебе ничего не доверяют, оберегают от всего. Ты как комнатное растение, у которого две задачи: радовать глаз и ходить в горшок, а не мимо. Короче, тебя там всерьёз не воспримут.
– Ещё как воспримут, – не согласился Огрызкин. – Не возрастом, так умом не по годам возьму. Наставники говорили, что по меркам материка мы все – вундеркинды.
– Это ты-то вундеркинд? – улыбнулся Ракитянский.
– Это я-то… Не по нашим критериям, конечно. По материковым.
– Нашёл чем гордиться, – произнёс Ракитянский. – Лучше быть последним в нашей глуши, чем первым в их цивилизации. Сам же видел, какая там школьная программа. Макака – и та освоит, ни разу на второй год не останется. Даже из-за поведения не останется – читал же, как ведут себя тамошние школяры. На их фоне наша обезьянка пай-девочкой покажется. Но самое страшное, что в её аттестате даже пятёрки будут. И не только по физкультуре с изо. Это итак понятно. С её-то физической подготовкой. С культом-то импрессионизма в живописи. – Ракитянский вздохнул. – Эх, то ли жалеют учеников, то ли гробят – отсюда не разберёшь.
– Убедил! – сказал Огрызкин. – Убедил, что с моей подготовкой я там не пропаду. Вот только доберусь до России – и сразу в аспирантуру… В две!
– А чё не в четыре? – произнёс Ракитянский и лёг на другой галс: «Ладно, с другой стороны зайдём. Вот ты, Серёга, самый хитрый из нас. Самый, можно сказать, прожжённый. Но помнишь же, что тебе сказал наш психолог? Что ты – само простодушие для Большой земли. Что бесхитростнее тебя никого на материке и не сыщешь. Это здесь ты король лукавцев, всех вокруг пальца обведёшь, а там ты – дитя неразумное, пропадёшь зазря, – произнёс Ракитянский и обратился ко всем: «Братья, про простодушие ко всем относится! Слышали же, как наставники всё время говорят, что мы чисто дети малые! Вроде без укоризны говорят, а в глазах – то ли тоска, то ли жалость! Это плохой знак! Если мы дети, значит мы не взрослые! А если мы не взрослые, значит ещё не доросли до Большой земли! Простодушие отодвигает нас от встречи с Россией!
– Я вот не согласен, что мы простодушные, – подключился Буриков.
– Не согласен он, – встрял Огрызкин. – На конечности свои лучше глянь. Унты где?
– Как?! – всплеснув руками, воскликнул Буриков и бросил взгляд на ноги. – На месте вроде.
– То-то же, – ощерился прохвост. – Простодушный и есть. Ты чё ж сам не чуешь, что у тебя ходули в тепле? Нет, нельзя тебе в Россию –