Она была слишком хорошей. Мальчик так часто слышал стрельбу на полигонах, что привык к ней и переносил свою привычку на окружающую среду. Действительно, по слипшимся клубкам бойцов палить было нельзя – высока вероятность попадания в человека. Однако есть же ещё и воздух. Звуки выстрелов обратили бы рысей в бегство. Но мальчики не умели бить в «молоко». Когда Ракитянский запретил им открывать огонь, ребята замерли и стали напоминать столбы ЛЭП: при отсутствии движения – высокое напряжение в соединявших их взглядах-проводах. Долго так продолжаться не могло. Мальчикам требовалась разрядка.
– Буриков! – выкрик Ракитянского.
– Я!
– Оружие наземь! Пошёл!
– Есть!
– Огрызкин!
– Ослик! – брякнул Серёжа, верный себе в любых обстоятельствах.
– Убью!
– Иа!
– Пшёл!
– Есть!
Катавшиеся по земле комки из мяса и тряпок впитали в себя дополнительных бойцов. Не прошло и пяти секунд, как клубки развязались – отскочили рыси. Это было роковой ошибкой кошачьей четы. Как к ленинскому мавзолею, потянулись к рысям автоматные очереди. Паломничество пуль не давало кошкам упасть. Плотный огневой хадж со всех сторон заставлял их извиваться и корчиться. С полминуты они казались живее всех живых…
Хлопьями повалил снег. Охотники сгрудились вокруг раненого Агафонова. У него был вспорот живот. Кишки сосисочно-сардельковой лентой вывалились наружу.
– Дима! – стоя на коленях, тряс Ракитянский впавшего в забытье товарища. – Агафонов!
Заляпанный кровью мальчик открыл глаза.
– Зябну… Пить, – пролепетал он.
– Полушубок! Воду! – повернувшись, отдал команды Ракитянский стоявшим рядом товарищам и снова к раненому: «Димка! Не отключайся! Говори со мной!»
– Живо-о-от, – простонал Агафонов. – Горит там… Потушите, братцы. Снегом хоть.
– Буриков, промедол! – бросил через плечо Ракитянский. – Две ампулы! Быстро!
– Я вколю, – сказал Берциев и стал рыться в вещмешке. – Буриков это – отошёл.
– Как отошёл? – опешил Ракитянский. – Ведь вот же живым видел.
– Да не в том смысле, – успокоил Берциев. – Глаз просто пошёл искать.
– Чего?
– Глаз, говорю, ищет, – повторил Берциев.
– Какой ещё глаз?!
– Свой, какой.
– Да ты в своём уме?! – вскричал Ракитянский. – Какой, к чёрту, глаз?!
– Да правый вроде, – пожав плечами, буднично ответил Берциев, как будто потерянный глаз – это что-то вроде посеянных ключей.
Ракитянский хуком справа расположил Берциева по горизонтали.
– За что, кэп? – приложив снег к рассечённой губе, спросил Аслан. – Думаешь, я ему не говорил, что глаз он не найдёт, бесполезно это. Ладно бы выпал – вытек же. Одно слово – лужица. А теперь уж наверняка льдом взялась, мороз-то вон