пообещал Рязанов. – Эй, которые упали, встать! Упор лежа принять. Раз-два, раз-два, веселей, качаем руки.
Через несколько минут отжималась уже вся рота. Из класса высунулась заспанное лицо лейтенанта Минусина.
– Спорт – это хорошо, – сказал он, видимо, сам себе, и всунулся обратно.
Поначалу отжиматься от пола показалось намного легче. После пятидесятого раза наше мнение изменилось. Под каждым носом на деревянном полу уже накопилась небольшая, но неизбежно растущая лужица пота.
Чтобы дать нам отдых, сержанты иногда приказывали нам встать, но мы едва успевали подняться, как они радостно вопили:
– Лечь!
И повторяли это дело раз по тридцать:
– Лечь, встать, лечь, встать, – пока это не надоедало им самим.
Отдохнув, ложась и вставая, мы вновь принимались отжиматься.
– Скучно с вами! – заявил сержант Рязанов. – Душа песни просит. Панфил, бегом в ленкомнату, балалайку сюда!
Панфил прибежал с гитарой и тогда Рязанов приказал ему сесть на табурет:
– Давай что-то такое, пободрее, чтоб гуси не ленились, не скучали.
– Продолжаем отжиматься, монстры! – заорал он на нас. Панфил держал гитару, глядя в пол. Руки его подрагивали.
– Ну, ты чего? – как-то даже по-дружески сказал ему Налимов, – давай играй, родной. «Слепили бабу на морозе» знаешь?
Панфил прошептал что-то себе под нос, по-прежнему глядя вниз.
– Что? Ты что сказал, арлекин? – удивился Налимов.
Тогда Панфил, по-прежнему глядя себе на ноги, но уже громко и очень четко сказал:
– Я. Не буду. Играть.
– Молодец! – обрадовался Налимов, – так они будут отжиматься, пока ты не заиграешь.
– Панфил, давай играй, – прохрипел кто-то из отжимающегося строя, – сдохнем тут нахрен.
Панфил не поднимая головы, взял первые аккорды.
Нельзя сказать, что рок-н-ролл сильно помог нам, поэтому на выручку поспешил сержант Налимов:
– Встать, лечь, встать, лечь, – заладил он снова. А сержант Рязанов в это время стоял над Панфилом и орал ему в ухо:
– Играй, артист, играй, не слышу! Громче!
Рядом со мной вдруг кто-то отчетливо сказал:
– Достали, бляди!
Тут же Кролик, а это был именно он, неуловимо быстро оказался возле Панфила, вырвал гитару у него из рук и одним движением разнес ее об пол.
– Строй не держала совсем, старая была! – объявил он громко. – Нет гитары – нет проблемы.
Кролик, шустрый, как ртуть, был вообще типом трудно предсказуемым. Больше слушал, чем говорил. А говорил зачастую что-то не вполне ожидаемое. По его лицу невозможно было понять, что он сделает в следующую секунду.
Сказать, что сержанты наши обледенели, это значит не сказать ничего. Чтобы прийти в себя им потребовалось добрых полминуты.
– Ты что, заглупился? Обурел? – провыл каким-то утробным голосом Рязанов. – Иди сюда. Иди, сука, в умывальник, мы тебя сейчас разглуплять будем!
И сержанты,