долгое время, Серхио, ты и твоя маленькая шлюшка. Верни нам наше и мы тебя не тронем.
– Заходите и возьмите, – крикнул Сергей. Он понимал, что верить словам ребят Эстебана нельзя, что отдавать сумку тоже и что она – единственное, почему их пока оставили в живых. Сжал пистолеты, снял по очереди каждый с предохранителя, и приготовился встречать гостей.
– Ты – хороший пистольеро, – крикнули с улицы. – Мы знаем об этом, Серхио, и среди нас нет дураков. Кто сунется под твой ствол – мертвец, это еще покойный дон Торес говорил, царствие ему небесное, первый твой хозяин. Но мы не будем к тебе лезть, у нас есть идея получше. Что скажешь, если мы спалим отель к чертям, а, Серхио?
Почему они не стреляют, думал он. Почему говорят со мной сами, вместо того, чтобы заставить говорить автоматы? Их ведь там много, пусть они меня боятся, но их много, а я один. И жечь они ничего не станут, не то сейчас время, чтобы отели жечь. Так почему же они не стреляют?
В ванной неожиданно громко вскрикнула Донсия и он понял, почему. Сорвался с места, выбил ударом ноги дверь и выпустил всю обойму в черный силуэт, стоявший за ней. Пули пробили грудь мексиканца, забрызгали кровью кафельные стены и он стал оседать на пол. Сергей увидел лежащую в ванной Донсию, тело ее было неестественно выгнуто, из груди торчала рукоятка ножа, тонкого и длинного ножа, вошедшего прямо в сердце. Сергей смотрел на ее дрожащие губы еще несколько мгновений, потом глаза ее стали тускнеть, потеряли свой блеск и глубину, и он понял, что теперь у него больше никогда не будет два моря. Теперь всегда будет только одно. Медленно вытащил пустую обойму, вставил на ее место полную, повернулся и подошел к входной двери. Голос за ней что-то кричал, пытаясь уговорить сдаться, но Сергей не слышал его. Он повернул ключ в замке, сжал обеими руками пистолеты, толкнул ногой дверь и вышел на порог. Свет слепил, за ним мелькали тени людей, Сергей смотрел на них невидящим взглядом, и лицо его не выражало абсолютно ничего. Он направил пистолеты вперед и нажал на курки.
Это как вальс, думал он. Море, солнце, и пузырьки воздуха. Эмпухе. Толчок, после которого уже ничего не будет, как прежде. Только море. И глубина. Навсегда.
2. Пустота
Смерть – это пустота. Как куклы.
Если ты подходишь слишком близко, она притягивает тебя…
Горячий ветер приносил из пустыни мелкие обжигающие песчинки и бросал их ему в лицо. Поднимал их далеко в пустыне для того, чтобы бросить прямо в глаза, чтобы уколоть щеки и унести дальше. Будто нарочно, думал он. Столько силы для каких-то песчинок.
Сергей сидел на крыле старенького грузовичка, курил и смотрел сквозь темные стекла очков куда-то вдаль.
– Дерьмо, – ругался Альварес. —Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Долбаное вонючее дерьмо.
Он ходил перед машиной и нервно дергал рукоятку автомата. Шаг – дерьмо, второй – дерьмо, третий – долбаное…
– Хватит, – сказал Сергей и спрыгнул с крыла