упало на белую стойку ровно в тот миг, когда маятник готов был стереть и раздробить Лилю. Но Лиля вскочила на его тяжелый блестящий диск – схватила письмо. И выбежала из конторы.
Дневная петербургская улица была оживлена, городовой то и дело свистел в свисток, надувая щеки: движение нуждалось в регулировке, чтобы того гляди какой-нибудь лихой извозчик не задавил зеваку. Сигналили машины, цокали копытами кони, прохожие перекидывались пустыми фразами, лаяли собаки и шумно взлетали стаи голубей.
Лиля ничего не слышала – торопилась домой.
Она не хотела вскрывать «горячее» письмо в уличной суете, бог знает, отчего. Лиля проходила мимо домов и магазинов, погруженная в свой секрет, и ей казалось, что в стекольном отражении она видит силуэт другой женщины. Эта женщина с прямой осанкой шла, молитвенно сложив руки, и шлейф ее платья вился по отзеркаленной мостовой…
Дома Лиля скинула обувь и пальто и скользнула в свою комнату.
Она положила письмо на стол, села, сложив руки на коленях, наслаждаясь видением того, как Макс писал его. Потом взяла книжный нож, вскрыла конверт и, уже не сдерживая себя, стала торопливо читать.
Лицо Лили по мере чтения принимало все более изумленный и потерянный вид. Дочитав, она отложила лист и уставилась в стену.
Она получила то, чего добивалась, о чем и мечтать не могла. Макс чрезвычайно лестно отзывался о ее стихах, тон его письма был ласков и любезен. Но то, что он предлагал, было невозможно. Он звал ее на встречу с ним!
Лиля горестно вздохнула. Какая нелепая ситуация. Ее зовет великодушный и прекрасный поэт, а она, заключенная в это отвратительное тело, не смеет предстать перед ним!
Лиля поднялась и подошла к зеркалу. Она не любила свое отражение и никогда не задерживалась возле зеркал. Почти насилуя себя, стала вглядываться в круглое лицо с пухлыми щеками, в детский нос и сжатые пухлые губы. Пожалуй, глаза могли бы быть хороши, если б не этот привычно затравленный, страшащийся удара взгляд – глаза выдают ее моментально. Но что – лицо, когда есть широкие покатые плечи, широкая сутуловатая спина, большая грудь и короткие, хромые ноги!
Лиля упала на кровать и зарыдала, горько и безутешно.
***
В эту ночь Лиля совсем не уснула.
Ночной город погудел-пошумел пьяными голосами, пропищал свистком квартального городового, протопал башмаками бегущих ног, да и успокоился. В незашторенное окно проникал свет полной луны, небо было ясным. Лиля ворочалась. Наконец, улеглась и с открытыми глазами стала вслушиваться в тишину, физически – как ток, струящийся по проводам – ощущая возникшую связь с Максом.
Он уже спит?
Его письмо, обещающее так много, сейчас казалось просто чудовищной насмешкой. Лиле стало так мертвенно одиноко, будто стены и крыша над головой исчезли – и на нее всей своей громадой упал холодный черный космос, мыслящий, но бесстрастный. Он не внимал