за семь до описываемых нами событий земля здесь стоила сущие копейки. Чем не преминули воспользоваться быстро богатеющие промышленники, живущие по принципу «деньги должны делать новые деньги». И вслед за европейским нововведением появились в Песках доходные дома – многоэтажные, устремленные ввысь вертикальными окнами, с роскошными парадными фасадами. Так возникла самая дорогая улица Петербурга – Таврическая, выходящая на Таврический сад. Этот шедевр английского садово-паркового искусства обрамляли с других сторон улицы Кирочная, Потемкинская и Шпалерная.
Поражал на Таврической дом номер 25. Дом получил одну отличительную черту: угловую башню, украшенную драконами, напоминавшую своей массивностью средневековую крепость. Круговые балконы с легкими решетками змеились вокруг, венчал башню купол в стиле барокко. Окна последнего этажа, похожие на огромные бойницы, сейчас смотрели на деревья Таврического сада, ждущего весны и набухшего почками. Летом с башенной высоты сад казался зеленым морем – фата-морганой безбрежного моря, покрывавшего эту сушу давным-давно.
Здесь, на шестом этаже, под самым куполом, жил великий грешник, философ и поэт, любовно прозванный в богемном кругу Солнечным Зверем – Вячеслав Иванов. Именно он придал расхожему названию дома глубокий аллегорический смысл: с его подачи Башня на Таврической стала Питерским литературным Вавилоном.
…Был полдень. По коридору темной, тихой в этот час квартиры, гремя колесиками, немолодая горничная катила сервированный столик. На столике стояли: глиняный, покрытый слоем глазури и расписанный иероглифами, китайский чайник, фарфоровая белая чашка на блюдце, сахарница с щипчиками, на тарелке лежала сладкая французская булка. Горничная проехала мимо огромного портрета смуглой дамы с оливковой кожей, дама походила на экстатическую Сивиллу гомеровских времен: руки ее будто только что выпустили меч, а гордо вскинутая голова напоминала львиную.
Горничная приблизилась к двери кабинета, постучала костяшками пальцев. Выждала минуту, поправила на себе платье, фартук, кружевной беньоз на гладко зачесанных волосах. Нажала на ручку, открыла дверь и вкатила столик внутрь.
В сумраке комнаты, на низком постельном диване, по-детски сложив руки под подушку, укрывшись кашемировым пледом, свернувшись младенцем, спал Вячеслав.
Письменный стол, придвинутый к дивану, был завален рукописями с корректурой для «Золотого руна» и книгами. Перо, брошенное от усталости вслепую, зацепилось железным наконечником за чернильницу, по деревянному стеблю вниз потекли чернильные капли, да так и засохли потеками, оставив на столе некрасивые пятна. Горничная вытащила из кармана фартука флакончик с химической жидкостью и тряпицу, смочила и быстро оттерла пятна на столешнице. Затем зажгла лампадку в углу, чиркнув длинной спичкой.
– Доброе утро, Вячеслав Иванович, извольте чаю.
Вячеслав открыл глаза, выпростал руки из-под подушки, развернулся на спину.
– Что, письма есть? – он говорил немного в нос.
Горничная