знать автор исторических исследований и профессиональный архивист Э. Радзинский.
25 июня Поскребышев срочно вызвал меня в приемную Сталина. Надо было сделать протокольную запись. Я сразу же вошел в кабинет. Кроме Сталина, Тимошенко и Ватутина, никого не было. Ватутин заканчивал доклад.
– Если резюмировать коротко, то положение на фронтах крайне тяжелое. Не исключено, на какое-то время оно станет еще более тяжелым… – сказал Сталин.
После этого Тимошенко спросил Сталина: отправлять ли на передовую позицию его сына Якова, который очень туда просится.
– Некоторые, – молвил Сталин, сдерживая гнев, – мягко говоря, чересчур ретивые работники всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю вас к таковым, но советую вам впредь никогда не ставить передо мной подобных вопросов.
Опять память подводит т. Чадаева. Дело в том, что Тимошенко и Ватутин одновременно в этот день находились в кабинете Сталина трижды: с 1.40 до 5.50, с 20.20 до 21.10 и с 22.10 до 24.00. Но ни разу они там не были одни, всегда кроме них там находилось еще шесть или семь человек, из которых трое – Молотов, Кузнецов, Микоян – оставили книги воспоминаний, а о Берии написал книгу его сын Сергей. И ни в одной из них якобы прозвучавший в этот день вопрос Тимошенко Сталину об отправке Якова на фронт даже не упоминается. Более того, в большинстве публикаций о Якове сообщается, что он ушел на фронт до 25-го июня: 22-го [72], 23-го [3, c. 151], 24-го [62, c. 50; 119, с. 71]. Так что нечего было спрашивать 25 июня об отправке Якова на фронт, а по моему мнению, и не у кого – ибо Сталин был еще в Сочи, а Яков – в немецком плену. Небезынтересен еще один факт: в числе посетителей кремлевского кабинета Сталина сам Чадаев не зарегистрирован ни разу. Не только в первые дни войны, а вообще. Если относиться к Кремлевскому журналу как к наиболее достоверному документу, то можно заключить, что Чадаев описал все происходившее в кабинете вождя в первые дни войны с чьих-то слов. Предположить, что Чадаева не заносили в число посетителей кабинета Сталина как много раз на дню заходившего туда сотрудника тоже не получается, ибо даже приходы туда начальника его охраны Власика и личного помощника Поскребышева, постоянно сидящего в приемной, фиксировались в этом журнале.
Однако не могу не упомянуть, хотя уже писал об этом в «Великой тайне…», одного поразительного, важнейшего и абсолютно достоверного свидетельства Чадаева о начале войны, приведенного в книге Г. А. Куманева «Говорят сталинские наркомы»:
Около 7 часов вечера позвонил А. Н. Поскребышев и попросил зайти к нему, чтобы взять один документ для оформления. Я сразу же зашел к нему… Я взял от Поскребышева бумагу. Это было очередное решение о присвоении воинских званий[31]<…>
– Что-нибудь есть важное?
– Предполагаю, да, – почти шепотом произнес Поскребышев. – «Хозяин», – кивнул он на дверь в кабинет Сталина, – только что в возбужденном состоянии разговаривал с Тимошенко… Видимо, вот-вот ожидается… Ну, сами догадываетесь что… Нападение немцев…
– На