у нас целая охапка вопросов.
Отчего же директива о переходе к прочной обороне была издана только 15 июля? Отчего ее не издали 22 июня, сразу после нападения Германии? Отчего такую директиву не издали 21 июня, когда, как уверяет Жуков, у него отпали все сомнения, и ему стало ясно, что нападения не миновать? Отчего такую директиву не издали 1 февраля 1941 года, в день, когда Жуков принял должность начальника Генерального штаба?
И если, в конце концов, ее издали 15 июля, то какой же идиот требовал от войск «предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя»? И как на такие действия реагировал начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, если видел, что его директиву кто-то осмелился не выполнять?
Жуков на это никак не реагировал, ибо сам, лично, срывал выполнение собственной директивы. С одной стороны, директива Жукова требовала от армии зарыться в землю. С другой стороны Жуков продолжал слать в войска приказы на контрнаступление: давай-давай! Ура! Вперед!
И даже после того, как Сталин выгнал Жукова из Генштаба (по причине полной профессиональной непригодности для работы в штабах) и отправил под Ельню, сей «великий стратег» занимался тем же – гнал свои дивизии, корпуса и армии в самоубийственные атаки:
Как и в начале войны, все имеющиеся и подходящие резервы использовались не для наращивания глубины обороны, а для усиления соединений первого эшелона и проведения контратак и контрударов, которые в условиях господства противника в воздухе и слабого огневого обеспечения не давали положительных результатов. (Красная звезда. 1 декабря 2006 г.)
Если боец с винтовкой или пулеметом идет в атаку, то тело его полностью открыто для пуль и осколков. Он не может нести на себе много боеприпасов, он запыхался и выбился из сил, он ведет огонь с ходу или с короткой остановки (то есть не прицельно). Он ведет огонь по целям, которые видны плохо или вообще не видны. За каждым новым бугорком для него открывается совершенно новая картина, которую нужно охватить взглядом, оценить и принять решение. Под убийственным огнем.
А тот, кто сидит в траншее, имеет боеприпасов в достатке. Его тело укрыто от пуль и в значительной степени – от осколков. Ему не страшен танк: он пройдет над окопом, обвалит стенки в одном месте, и только. Боец, сидящий в траншее, ведет прицельный огонь. У него много сил, дыхание ровное, местность перед ним знакомая, расстояние до местных предметов промерено…
Тот, кто сидит в траншее, может использовать пулеметы. У него неиссякаемый запас патронов, и он косит вражескую пехоту целыми батальонами. А наступающие тащат пулеметы на себе. И запас патронов. А пулеметы страшно тяжелые. Пулемет сначала надо установить. Пока установишь, враг тебя в решето превратит. В немецких архивах во Фрайбурге[9] хранятся жуткие документы о многочисленных случаях помешательства немецких пулеметчиков на Восточном фронте: скосил Ганс сто Иванов, еще сто, и еще, а они