солгал, но эта ложь намного опаснее для тебя, чем для всех остальных, – нравоучительно заметила Магрит.
– Как всегда, – согласился я.
– Когда-нибудь ты поймешь: для того чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, – печально улыбнулась сестра. – Не скучай!
Угу. Постараюсь. В конце концов, скука – моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдем чем заняться.
– Ты что делаешь, негодник?! – завопил у меня над ухом Гизариус.
Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчерканные листки:
– Р-работаю…
– Я вижу, КАК ты работаешь! Извел всю бумагу! Лучшую! Что все это значит?!
Он выхватил у меня один клочок.
– «Д», «Г», «Р», «Р-неР»… Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!
Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:
– Да ладно, стоила… Не самое высокое качество, кстати. И если уж вас так печалит, что я истратил несколько…
– Несколько?!
– Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлет столько бумаги, сколько захотите.
– Какому еще знакомому? – Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.
– Есть один… Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растет в верховьях Сина.
Глаза Гизариуса хитро сощурились.
– Ну-ка рассказывай, откуда у тебя такие знакомые.
– Откуда… Я же не всю жизнь нахожусь у вас в услужении, – буркнул я, порядком устав от беседы на повышенных тонах.
– Хорошо… Пиши!
– Что?
– Ты же сказал: пару слов знакомому…
– Ах это… Даже писать не надо: найдете в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность… Вроде того.
– Вот сам и скажешь! – довольно заявил доктор.
– Почему это сам? – неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива отбора невест, которая немедленно последует за этой встречей, меня не особенно радовала.
– А мы будем в Виллериме в середине зимы! – победно провозгласил Гизариус.
– Зачем?
– По делам!
Хороший ответ. Вот только по чьим делам? По его или по моим? Сдается мне, что наши дела существенно разнятся…
– Ну и скажу! – надулся я. – Думаете, испугаюсь?
– Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, – заметил доктор.
Фыркаю:
– Неправильный вывод! Я отъявленный трус. И всего боюсь.
– Один мудрый человек сказал: «Бояться – не значит трусить. Бояться – значит быть осторожным», – усмехнулся Гизариус.
Поднимаю руки:
– Сдаюсь!
– Покажи горло, – велел доктор.
Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.
– Вполне здоров, – удовлетворенно