Петрович и обратился по-французски к выходившему только что из калитки садика господину с вежливым вопросом: – Позвольте узнать – чей это дом?
Тот, мужчина средних лет, представительного и несколько надменного вида, сперва оглядел вопрошающего в головы до ног – не с неба ли он свалился? – а затем ответил по-немецки:
– Дом этот – коммерции советника Фризиуса. Сказано это было также довольно вежливо ввиду приличной внешности вопрошающего, но все же с таким оттенком оскорбленного собственного достоинства, что Иван Петрович невольно догадался:
– Не с самим ли господином коммерции советником я имею честь?..
– Да. А вам, mein Herr, ко мне?
– Нет, но я благословляю счастливый рок свой, что он с первых же шагов в Ниеншанце свел меня с одним из первых, конечно, граждан города. Я – вольный турист, маркиз Ламбаль, и сейчас только прибыл. У вас, без сомнения, есть также груз на нашей «Морской чайке»?
– Есть. А она не потерпела аварии?
– О, нет! Могу засвидетельствовать, что капитан наш, Фриц Бельман, как человек хотя и неудобоварим, но моряк первостатейный. Позвольте еще побеспокоить вас вопросом… – «А, sapristi! о чем бы еще спросить его?» – подумал про себя Иван Петрович, которому хотелось, во что бы то ни стало, завязать сейчас знакомство «с одним из первых граждан». – «Ну, да все равно!» – Вот на той стороне Невы, я вижу, тоже дома: что там, предместье Ниеншанца?
– Нет, это русское селение Смольна.
– Русское, говорите вы? Откуда взялись у вас здесь русские?
– А еще с новгородских времен. Они здесь рассеяны повсюду. Это, так сказать, неизбежное и даже полезное зло среди коренного финского населения – malum necessarum.
– Так они смышленее, способнее финнов?
– М-да, предприимчивее: есть между ними и мелкие торговцы, и огородники… А Смольна вон вся заселена русскими смолокурами. Но прошу извинения, mein Herr, мне время дорого. Carpe diem. Пользуйся днем.
И, слегка коснувшись рукой края шляпы, коммерции советник с высокоподнятой головой, неспешным шагом направился к «Морской чайке».
– Туда же ведь – сыплет латынью, как золотыми, золотой мешок! – усмехнулся Иван Петрович, провожая удаляющегося глазами. – А как я, право, рад, что встречусь здесь опять с земляками…
– Ты, сударь, и то расспросами своими об них чуть не выдал себя этой жар-птице, – предупредил калмык. – Того гляди, встретясь с русским, ляпнешь еще по-нашему… Лучше бы и нам с тобой говорить всегда по-французски.
– На улице – можно. Eh bien, mon cher… Продолжая разговор уже на французском языке, они берегом Охты скоро вышли на базарную площадь, находившуюся на том самом месте, где теперь стоит церковь Святого Духа. Около нагруженных разными деревенскими продуктами телег и таратаек лениво слонялись хозяева – чухна, попыхивая из своих коротких «пипок»; а на голой земле группами прикорнули босоногие, в пестрых, бьющих в глаза цветов национальных плахтах торговки-чухонки с полными корзинами яиц, масляными кадушками и молочными кувшинами. В ожидании покупателей