отпустил поводья, пуская своего жеребца вдогонку.
Выбирая дорогу по низинам между холмами, они молча проскакали до устья Хайрхана. В сумерках по каменистому броду перешли реку, нарушив чуткую вечернюю тишину грохочущим плеском воды. Зачавкали копыта в прибрежной илистой грязи. Впереди темнели заросшие лесом пологие склоны Хэнтэя.
Подъехав к опушке, Кокэчу остановил коня. Сложил ладони трубой и дважды издал протяжный совиный выкрик. Из леса, спустя короткое время, послышался ответ и, тут же, уходя вверх по пади, несколько раз донеслись разноголосые крики ночной птицы. «Шаманы здесь держат свои дозоры, – понял Тэмуджин. – Недаром про этот лес разные слухи ходят».
В загустевшей темноте, шагом пробираясь по каменистой тропе между двумя склонами, они доехали до большой белокаменной скалы, преградившей им путь.
– Лошадей привяжите к деревьям, – вдруг откуда-то сверху раздался негромкий, но внятный голос. – Дальше пойдете пешком.
Вздрогнув от неожиданности, Тэмуджин посмотрел вверх и увидел черную тень, быстро спускавшуюся по отвесным выступам скалы. С легкостью спрыгнув на землю прямо перед мордами их лошадей, тень обернулась молодым мужчиной в оргое.
– Пошли! – повелительным голосом сказал он и первым двинулся в обход белой скалы.
Втроем они долго шли в гору, хватаясь за ветви кустов и выступы камней. Тэмуджин вскоре запыхался, а молодые шаманы привычно и споро передвигались на упругих ногах по крутому подъему, не сбавляя хода.
Стараясь не отставать от них, Тэмуджин уже напрягал последние силы, когда, наконец, они поднялись на ровную поляну. На краю ее, упираясь в склон, ведуший к вершине горы, стоял хамниганский чум, покрытый звериными шкурами. Молодой шаман, не останавливаясь, подошел к низкой двери и, едва войдя под полог, тут же вышел обратно и сказал Тэмуджину:
– Заходи.
Кокэчу остался снаружи. Войдя в жилище, Тэмуджин увидел за очагом двух стариков, еще не дряхлых, с наполовину поседевшими бородами. На закопченных очажных камнях горели два бронзовых, залитых жиром светильника, неровным огнем освещая их темные лица. На оленьих шкурах и сосновых жердях чума в порывистой пляске трепетали черные их тени.
Присмотревшись, в одном из стариков Тэмуджин узнал главного шамана племени, который этой весной приносил жертвы на большом тайлгане. Другой ему был незнаком.
Тэмуджин снял шапку, сделал несколько шагов вперед и низко поклонился.
– Садись сюда, дай отдых ногам, – просто и радушно сказал знакомый шаман и указал ему на расстеленный перед очагом белый войлок.
Смущенный столь высокой честью, достойной разве что какого-нибудь нойона, а не такого подростка, как он, Тэмуджин присел. Какое-то время оба старика молча рассматривали его. Тэмуджин сидел, почтительно опустив глаза.
– Назови своих предков выше Хабула, – сказал незнакомый старик.
Тэмуджин назвал до Бодончара, предка в одиннадцатом колене, и замолчал, вопросительно посмотрев на борджигинского шамана.
– Дальше, –