всегда легко, – сердито возражал ему другой всадник. – Убили бы мы его, а потом двадцать его нукеров нас на мелкие куски раскромсали бы?
– Не раскромсали бы, если бы по-умному сделали: из-за холма пустили бы три стрелы, а сами прочь по низинам. Пока они разбирались, что да откуда, мы уже далеко были бы.
– Чего же ты тогда не стрелял, – насмешливо смотрел на него третий, с краю. – Если это так легко делается?
– Ума не хватило, как и у вас, баранов с колчанами!
– Ладно, давайте думать, что мы Таргудаю скажем.
– Уж лучше ничего не скажем. Никого не видели, и все.
– Правильно, а то в новую опалу попадем.
– Он потом всю жизнь нас этим помыкать будет.
– Вы его знаете, если уж начнет, то все…
Всадники скрылись из виду, голоса их еще доносились некоторое время, удаляясь, пока не растворились в шуме листвы. Озадаченный Хасар долго стоял на месте, туго обдумывая услышанное.
«Кого они хотели убить? – он вопрошающим взглядом уставился на саврасого. – Разве тут есть враги?… Татары, меркиты далеко, значит, они своего хотели убить? и что это за люди? Видно, что не нашего куреня, чужие…»
Хасар вспомнил лицо ближнего – одутловатое, с толстыми, темными веками, – и вдруг оно показалось ему знакомым. И голос его, сухой, трескучий, он тоже будто когда-то слышал.
«Где же я его видел? – он сжал от нетерпения кулаки и изо всех сил напряг память, с надеждой перебирая в уме давние, полузабытые случаи. – У кого, в каком курене?»
Вот-вот, казалось, в голове что-то откроется и он увидит, что и где было. Но вместо этого лицо того человека в памяти стало понемногу размываться, ускользая, уходя куда-то в сторону, и Хасар теперь уже не был уверен, видел ли его когда-нибудь.
«Показалось, – наконец, решил он и рассердился на себя: – Стою здесь, как тронутый умом, раздумываю, а рыба портится. Лучше расскажу брату Тэмуджину, он и решит к чему все это».
Домой Хасар приехал понурый. Мать Оэлун, увидев рыбу, ахнула.
– Сколько рыбы! Одну я сейчас же сварю в котле, на всех вас хватит, а остальные сейчас же иди и раздай по айлам, а то протухнут, – говорила она, сильными руками выбирая тяжелое тайменье туловище. – Дядю Бури Бухэ не забудь, говорят, его до сих пор от вида мяса тошнит. Хачиун, Бэлгутэй, помогите ему отнести.
– А где брат Тэмуджин? – спросил Хасар.
– В курень генигесов уехал.
– Зачем?
– Отец приказал ему съездить за топорами к их кузнецу.
– А когда вернется?
– Должно быть, к вечеру.
Бури Бухэ, только сегодня отошедший от беспробудного пьянства в честь праздника, страдал с похмелья.
– А, Хасар… – голый по пояс, он лежал на крепких, гладких досках китайской кровати у правой стены, беспорядочно увешанной разным оружием. Искоса глядя на него, он хмуро спросил: – Ты чего пришел?
Измученный взгляд его опухшего, почерневшего лица застыл в тяжелом безразличии.
– Проведать