как враг народа?
Выражение лица Ефима стало таким глупым, что Сергей рассмеялся.
– Я, отец, примерно знаю твои взгляды на жизнь. Представь себе, что тебя за них арестовали, а я стал бы служить этим людям.
– Сережа, тебя посадят или расстреляют.
– Папа, я сделал ошибку, не подумав о последствиях. Меня она многому научила. Мы живем среди рабов. Я постараюсь больше подобных ошибок не повторять. «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах, только гордый буревестник реет смело и свободно над бурлящим гневно морем…»
– Хватит, – грубо прервал его Ефим. – Если ты немного поумнел, то не храни дома то, что прячешь от меня под подушкой. Ты же не хочешь, чтобы из-за твоей глупой смелости, гордый буревестник, пострадали твои родители? И подумай, что произойдет с твоей мамой, если тебе придется писать письма «во глубину сибирских руд».
Сергей как-то сразу стал серьезным.
– Прости меня, папа, за ту неприятность, которую я тебе доставил. Это глупость, ибо мой поступок, кроме вреда, ничего не дает.
Ефим остался доволен ответом Сергея, поскольку знал, что в серьезных вопросах тот пытается быть хозяином своего слова.
– Матери о нашем разговоре ничего не говори, а то начнется паника.
– Хорошо, папа.
Но Ефим знал и другое. Сергей будет осторожнее. Он притаится. Но критическое отношение к власти у него будет год от года возрастать. А это значит, что рано или поздно его ждет неминуемая беда…
В восьмом классе пришел новый классный руководитель, к тому же их объединили с параллельным классом. Новым классным руководителем стала Евгения Львовна Соболева, выпускница МГУ. Она была очень начитана, к тому же слыла глубоким аналитиком литературных произведений. Как предметник, давала ученикам блестящие знания, но так и не смогла создать сплоченного коллектива из своих учеников. Она пыталась привить ребятам лучшие человеческие качества, воспетые классической литературой, пыталась воспитать в них способность критически оценивать действительность, привить любовь к свободе и свободомыслию. Правильно ее воспринимали лишь немногие ученики. Она это понимала. Но именно для этих немногих и были предназначены ее глубокие рассуждения о героях классической русской и российской литературы.
Если Лидия Игнатьевна считала своей целью воспитывать людей, преданных социалистическому строю, то Евгения Львовна пыталась воспитывать в учениках критическое отношение к действительности.
В классе учились несколько еврейских ребят. Учились они, как правило, хорошо. Уроки Евгении Львовны доставляли им истинное наслаждение. Многие школьники, воспитанные на почве послевоенного антисемитизма, считали, что еврейским ребятам она ставит завышенные оценки.
В 1952 году, когда в стране начался процесс врачей-евреев, Сергей совершил какой-то неблаговидный поступок. Она оставила его после уроков и начала свою беседу со слов: