льной издательской системе Ridero
Часть первая
1. Утро
Раннее утро, солнца ещё нет, оно только собирается выйти из-за горизонта. Погода ясная и спокойная, но с немым обещанием ветра и дождя.
Когда они выезжали из города, небо затянуло тучами. Жиль тут же заснула и проспала до самого леса. Георг вёл машину в полной тишине, только посматривал на Жиль время от времени. Он боялся, что сам будет клевать носом за рулём, но ничего подобного: его разум не находил покоя.
Попеременно Георг переживал то светлое воодушевление перед наступившим отпуском, то страх за то, что эти три недели в лесу могут превратиться в кошмар. Подсознание перемешивает нам карты при каждом удобном случае. Георг хорошо это понимал, но не мог не поддаваться переменчивым эмоциям, ведь это он вёз их туда, откуда родом всё: в лесной домик, где прошло его детство. Георг жил в нём с родителями до семнадцати лет. Потом умер отец, они с мамой уехали в город и там она скоро последовала за своим любимым в могилу.
Георг любил это слово: «могила», оно нравилось ему куда больше, чем все остальные слова на эту тему. «Похороны», «упокоиться», «уйти в мир иной» – некрасиво так говорить о самой великой тайне в жизни человека. «Последовать в могилу» – другое дело, это как последовать за любимым на край света, последовать за зовом сердца в чужую страну в поисках счастья, правды, умиротворения. Могила – это паломничество, которое не имеет ничего общего с упокоением, или с другим миром, ведь мир один, и любой разумный человек это знает. Мир один, из-за этого мы в нём одни. И во сне это одиночество говорит о себе, заставляет нас даже здесь, во владениях покоя представлять себе будто мы не одиноки.
Сон Жиль был тяжёлым и глубоким, это читалось в выражении лица. Она очень переживала из-за этой поездки, но всякий раз отрицала это в разговоре. Они планировали отдохнуть давно, но решение куда отправиться откладывалось до последнего.
Но главным было то, что Георг ни слова не сказал Жиль об этом доме. Что-то в этой незначительной тайне было такого, что определяло всё положение вещей. Георг улавливал эту связь, но мысленно проследить её до полного разрешения и ясности у него не получалось. Почему он не сказал Жиль? Он даже не думал об этом, это было бессознательное умалчивание, но так оно делалось в глазах Георга только весомее. Он просто не сказал, как не говорят о том, сколько раз ты сегодня мыл руки. Георг не думал, что это важно. Но здесь и находится тот мыслительный крючок, за который цепляется его тревога. Ведь там умер человек, уже этого должно быть достаточно, чтобы сказать. Важнее не то, что сказано, а то, что ты этим сказанным только сильнее утаил. Георг чувствовал, что оказался вовлечён в игру со своей памятью, стыдом и чувствами.
Сложно найти что-то более неуловимое, чем прошлое. Оно так зыбко, всякий раз оно другое, всякий раз будто начинаешь сначала, даже если продолжил с того же места, на котором остановился. Один и тот же день из прошлого будет выглядеть в памяти по-новому каждый раз. И как можно надеяться узнать о другом человеке с его прошлым что-нибудь достоверное и настоящее, если он сам каждый новый день видит своё отражение по-новому? Внутренняя жизнь человека так изменчива, так скрытна, этого уже достаточно чтобы относиться к ней с подозрением. Из неё все беды, все болезни, и Жиль заболела потому что внутри неё есть что-то, что не даёт ей покоя. Георг по себе знал, что траур может свести в могилу. Мама была бы жива, если бы она не любила отца. Но всё это только слова, проговариваемые льдинки огромного айсберга. Жизнь – это таяние льда, незаметное размывание краёв твоего тела до того момента, пока его не начнут поглаживать могильные черви. А пока время идёт, пока капля за каплей прозрачные слёзы твоей жизни впадают в безумно холодный океан без края и конца, ты думаешь, говоришь, чувствуешь, планируешь.
Весь вчерашний день Георг готовился к поездке. Для него этот день отмечен напряжением, сосредоточенностью, серьёзностью. А каким он был для Жиль? Была ли она взволнована? Ждала наступления ночи с нетерпением, чтобы поскорей наступил завтрашний день, а потом долго не могла уснуть? Может, она была в замешательстве и боялась, как боится сейчас? Или это Георг придумал себе её страх, чтобы спрятать в нём свой собственный? Если так, то почему это не сработало, и он всё равно не может успокоить себя? Тогда разве не бессмысленны все эти присвоенные значения для поступков и событий? Георг знал только то, что он не сказал ей. Что он в этом спрятал, может быть, знала она.
Они свернули с трассы и поехали по гравийной дороге. На лобовое стекло упали первые капли дождя. Ехать оставалось немного, пора было будить Жиль, но ему не хотелось. Дождь моментально усилился, дворники едва справлялись. Капли стучали по стеклу как помешанные, Георгу пришлось поехать дальше совсем медленно. В этом размеренном движении среди деревьев под проливным дождём ощущалась тайна, которой не найти в черте города. Вот почему они здесь: здесь ей будет хорошо. Здесь красиво, тихо и спокойно, если и существуют места, которые могут вдохновлять, то это одно из них.
Жиль проснулась и глубоко вздохнула, вспоминая как смотреть на мир своими