как она подошла. Датчанин зашевелил губами, пытаясь что-то сказать, но только с силой выдохнул.
Высокая Снэфрид была почти одного с ним роста. Ее стан облегала великолепная белая туника, сверкая серебряным шитьем и жемчугом. Ярко-алый плащ на горностаевом меху, схваченный на груди золотой пекторалью[17], прикрывал плечи. Серебристые волосы по франкской моде были подняты, красиво уложены и перевиты жемчужными нитями, а на лбу светился широкий золотой обруч, украшенный чеканкой. Эта прическа только подчеркивала изящную посадку головы и стройную шею королевы Нормандии.
– Ты прекрасна, как сама Фригг, супруга Одина! – воскликнул Рагнар и как завороженный шагнул к ней.
Снэфрид не отстранилась. В уголках ее рта блуждала дразнящая улыбка. Ободренный ее благосклонностью, викинг склонился к ней – и вдруг замер. Свет факела озарил ее лицо, и он увидел, что губы у Снэфрид черные. Он узнал этот горьковато-сладкий запах и отшатнулся.
– Кровь! У тебя на губах кровь!
Снэфрид медленно облизнула губы, продолжая улыбаться. В глазах ее светился вызов.
– Хорошо, что ты сказал мне. Однако я не ожидала, Датчанин, что такого воина, как ты, может испугать вид крови.
Он что-то обиженно проворчал и снова попытался подойти ближе. Но Снэфрид решительно отстранила его.
– Едем, Рагнар. Меня ожидает мой господин.
Глава 2
– Это он привез тебе в подарок, Эмма, – проговорил норманн, опуская на ларь у окна отрубленную голову.
Девушка отшатнулась. Зрелище было ужасным. От бальзамов, препятствующих тлению, голова посинела, скошенный на сторону рот был оскален в свирепой усмешке, борода висела сосульками от запекшейся крови, сморщенное веко полуприкрыто, будто голова мертвеца подмигивала.
– Убери это! – воскликнула девушка, закрыв лицо ладонями. Затем метнула сердитый взгляд на доставившего трофей норманна. – Не повредился ли разумом Ролло, велев отдать эту падаль мне?
Бернард, рослый воин, светловолосый, но с темной, заплетенной в косицу бородой, недоуменно пожал плечами.
– Он сказал, что тебе будет отрадно знать, что этого человека больше нет среди живых. По словам Ролло, вы с ним побывали в плену у этого человека и он намеревался бросить тебя в погребальный костер своего сына. Эта голова бретонского ярла Гвардмунда.
Теперь Эмме показалось, что ей знакомы эти черты. Но какое ей до этого дело? Ведь не она, а Ролло поклялся отомстить этому человеку, за то что тот забрал себе меч Глитнир.
Бернард продолжал:
– Ролло считает, что ты не умеешь прощать обид и поэтому тебе доставит удовольствие посадить этот обрубок на копье под своим окном.
– Бог весть, что приходит на ум этому язычнику, – пробормотала Эмма, но отвернулась, пряча улыбку. То, что Ролло даже в походе не перестает думать о ней, было приятно. Однако когда она вновь взглянула на воина, лицо ее было совершенно непроницаемым. – Вот что, Бернард. Убери эту мертвечину, унеси куда-нибудь. А с Ролло я поговорю сама. Где он сейчас?
Теперь