живых никого из мужчин, с кем она порой утоляла нетерпение плоти. Она потчевала их ядом, убивала во время сна или поступала как с Ормом. Немой великан был единственным, кого не постигла смерть. Рагнар же был слишком своеволен и непредсказуем.
Снэфрид вернулась в Ротомагус незадолго до прибытия Ролло. Атли встретил ее с великими почестями, устроив пир в ее честь. Даже епископ Франкон был вынужден велеть ударить в колокола при въезде Снэфрид в город. На пиру Лебяжьебелая сидела выше всех воинов и предводителей, однако в душе ее царил мрак – из-за рыжеволосой франкской девицы. Она чувствовала себя оскорбленной ослепительной красотой юной Эммы, с ее осанкой прирожденной властительницы. Отложив баранью кость, которую она усердно обгладывала, Снэфрид наблюдала из-под опущенных ресниц, как эта девушка изящно ест, беря мясо самыми кончиками пальцев, как с аппетитом, но без жадности пробует каждое блюдо, как ополаскивает руки в чаше с душистой водой, которую держит прислуживающий ей мальчик.
В груди Снэфрид взметнулась волна бессильной ненависти. Она решилась. Она сжалась в комок, подобрала колени, вызывая в себе тупую, разрушающую силу, после которой придется несколько суток в полном кошмаров оцепенении провести в постели. По вискам ее заструился пот, руки, державшие кубок с чистой водой, задрожали. Снэфрид не отрываясь смотрела на воду, и та вдруг стала исходить тонким паром, подрагивать, словно должна была закипеть. И тогда поверх золоченого края кубка она коротко взглянула на Эмму. О, это сладкое мгновение!
Девушка уронила чашу с вином и схватилась за ворот, задыхаясь. Глаза ее сначала расширились, потом закатились, блеснули белки, и, хватая воздух, она стала падать на руки Атли, испуганно подхватившего ее.
И опять помешал Ботольф. Он знал, что следует делать. Зайдя сзади, он что было силы рванул Снэфрид за косы и опрокинул ее на пол вместе с тяжелым креслом.
Теперь Лебяжьебелая уже не шевелилась. С этой секунды она была бессильна, как мертвая мышь. Сквозь гул в ушах она слабо различала крики, ругань, топот тяжелых сапог. Словно в тумане видела, как Рагнар кинулся на Ботольфа… Ничего удивительного: стычки викингов на пирах были делом обычным. Главное, чтобы никто не понял, почему Ботольф сделал то, что сделал, а сам он держал бы язык за зубами… Она думала об этом все время, пока люди Рагнара несли ее в закрытых носилках к башне. Снэфрид скрипела зубами, чтобы не завыть от нестерпимой боли в голове, не было сил шевельнуть даже пальцем. Она с трудом заставляла себя вслушиваться в слова Рагнара.
– Подумать только, старый пес из Байе так нализался, что посмел поднять руку на саму королеву! Клянусь Рыжебородым[14], если бы нас не разняли, я насадил бы его башку на пику, отправляясь встречать Ролло!
Он склонился к ней.
– Что он сделал с тобой, Лебяжьебелая? Я боялся, что он повредил тебе спину. Ты была будто неживая…
Но на третий день Снэфрид уже поднялась на ноги. Взглянув на себя в зеркало, она увидела темные