А вскоре она узнала о том, что они подали заявление в ЗАГС, и в отчаянии, оставив занятия, уехала на Новый (1974-й) год к матери, в Ростов-на-Дону. И вот там, роясь однажды в ящичках трельяжа в поисках домашней аптечки, Лилит обнаружила странного облика баночку буро-красного стекла, обильно залитую сургучом.
Аптечная наклейка с черепом и двумя костями крест-накрест.
Осторожно, яд!
Цианистый калий.
На сургуче стоял оттиск круглой печати.
С этой склянкой вышел целый сюжет: сначала ее руки отпрянули, затем пальцы заинтересованно коснулись льдистой шоколадной рубашки, подушечки пальцев слепо ощупали вплетенную в сургуч косичку шпагата, которая опоясывала флакон. Затем заколдованные руки осторожно поднесли баночку к лицу, к очарованным глазам, к кончику носа. Внутри, за темным стеклом, по донышку склянки легко пересыпалась горсть рокового сухого снежка. То, как тщательно этот кристаллический порошок был упрятан под притертой стеклянной пробкой, убеждало Лилит, что там действительно яд. Баночка излучала злые колдовские чары, которые обращали ее в гипнотический столп. Она много слышала про цианистый калий, читала о нем. Лилит поворачивалась к яду, как цветок к солнцу. Вспоминала о том, что на теле жертвы проступают синие пятна, а изо рта пахнет, кажется, горьким миндалем. Покончить с собой? Такая чушь никогда не приходила ей в голову, но держать смерть в похолодевших пальцах было и жутко, и волнующе. Но зачем эта склянка под рукою у матери? Лилит уже собралась поставить флакон на место, но – странное дело – руки словно примерзли, пальцы обвили стекло побегами зелени, какое наслаждение тискать предмет столь могущественный, как этот флакон… и вдруг в одно мгновение ока склянка циана оказалась на дне косметички. Только наклейка с черепом была оторвана, разорвана на микроскопические кусочки и выброшена чешуей змеи в унитаз.
А вечером Лилит исключительно тонко навела мать на нужную тему и услышала все объясняющую реплику:
– Ты знаешь, я боюсь умереть от рака… в нашем роду это, увы, фамильная смерть… помню, как ужасно мучались бабушка, дед… как умирала мать…
Она жадно и глубоко затянулась сигаретой, обсасывая фильтр большим накрашенным ртом. Чиркнула тень по глазам.
– Но я кое-что предусмотрела на этот счет.
В Ростове Лилит еле-еле смогла выдержать десяток дней. Вынести вражду бывшего дома и вечную невесту-мать было непросто, друзья показались неинтересны и провинциальны, город – заштатным, а его претензии быть богатым и брутальным – моветоном.
Яд в косметичке переместился вместе с Лилит на московскую квартиру. Она упрятала баночку в парчовый мешочек из-под турецких духов для одалисок и туго затянула маленькую горловину кожаной петелькой. Теперь у руки появилась своя тайная игра в прятки, нырнув в полумрак сумочки, сначала на ощупь узнавать, а затем извлекать на свет гладкие камешки макияжа – увесистую пудреницу